На обратном пути Банзен сказал:
– На всякий чих не наздравствуешься.
Квиллера эта философия отнюдь не ободрила, и они ехали молча, пока Банзен не сообщил:
– Сегодня утром похоронили Тейтову старуху.
– Знаю.
– Шеф послал туда двух фотографов. Очень недурственное освещение похорон. Он единственный, кто на прошлой неделе послал только одного фотографа на международные лодочные гонки.
Банзен закурил сигару, и Квиллер пошире открыл окно.
– Ты ещё не переехал к этой шишке с «Виллы Веранда»?
– Переезжаю сегодня, ближе к вечеру. А потом обедаю с ассистенткой миссис Мидди.
– Надеюсь, у неё есть рекомендации и два года колледжа.
– Она хороша собой. К тому же умна!
– С умными держи ухо востро, – предостерёг его фотограф. – Простушки-то куда безопаснее.
Позже, во второй половине дня, Квиллер пришёл домой, набил одеждой коробки и вызвал такси. И приступил к упихиванию кота в картонку из-под рыбных консервов с вентиляционными дырочками в боках.
У Коко вдруг оказалось семнадцать лап, которые сопротивлялись и царапались все враз, а устные его протесты ещё и усугубляли суматоху.
– Понимаю! Понимаю! – перекрикивал его вопли Квиллер. – Но это лучшее, что я могу тебе предложить!
Когда семнадцать лап, девять пар ушей и три хвоста были упрятаны, а крышка захлопнута и перевязана, Коко, почувствовав себя в безопасности, наконец успокоился. Единственным признаком жизни стал глаз, поблескивавший сквозь одну из дырочек.
Во время краткой поездки к «Вилле Веранда» такси один раз вильнуло, чтобы избежать столкновения с автобусом, и с заднего сиденья донесся непристойный визг.
– Господи! – тормозя, крикнул шофер. – Нужна помощь?
– Это всего-навсего мой кот. У меня в одной коробке – кот.
– А мне почудилось – я пешехода сшиб. Что у вас за кот? Рысь?
– Сиамец. А они склонны к бурному проявлению чувств.
– А, да. Я таких видел по телевизору. Отвратные тварюги.
У Квиллера покривились усы. Он никогда не манкировал благодарностью, но на сей раз не забыл дать шоферу меньшие, чем обычно, чаевые.
В лифте на «Вилле Веранда» Коко исторгал душераздирающие вопли, но онемел, едва был выпущен из коробки в нойтоновской квартире. Какое—то мгновение он стоял, балансируя на трёх ногах, приподняв переднюю лапу, и квартира наполнилась бездыханным, прислушивающимся котовым молчанием. Затем голова его заходила туда—сюда, словно он пытался уловить характерные особенности комнаты. Осторожно пересёк глянцевитый паркет. Обнюхал край толстенного ковра и протянул было к нему лапу, но тут же отдернул. Обследовал носом угол одного из диванов, проверил кайму драпировки, возле стола заглянул в корзину для бумаг.