Потом тишину разорвало первое восклицание, и каждый стал протискиваться вперед, чтобы погладить шелковистую шкурку.
– О, да на ощупь это просто горностай!..
– Непременно выброшу свой норковый палантин!..
Коко стойко перенёс обрушившееся на него внимание, но держался надменно, пока с ним не заговорила Натали. Вытянув шею, он обнюхал поднесённый к нему пальчик.
– О-ох, можно его подержать? – взмолилась она, и, к удивлению Квиллера, Коко охотно пошёл к ней на руки, прижимаясь к её накидке, с серьезной сосредоточенностью внюхиваясь в длинную бахрому и громозвучно мурлыча.
Коки потянула Квиллера в сторону.
– У меня от этого просто крыша едет, – пожаловалась она. – Подумать только, какие я прилагаю усилия, чтобы остаться стройной, чтобы волосы у меня были прямыми, а речь – совершенствовалась! И вот входит она, какая-то нелепая, вся в завитушках и фунтов на тридцать перебравшая в весе, и все идут к ней, включая кота!
Квиллера пронзила острая жалость к Коки, смешанная с каким-то другим чувством.
– Не стоит оставлять Коко здесь слишком долго, среди всех этих чужаков, – ответил он. – У него желудок может расстроиться. Давайте унесём его обратно в пятнадцатую, и вы заодно взглянете на мою обитель.
– Я захватила с собой мельничку для муската, – сказала она. – Не найдется ли у вас случаем сливок и имбирного пива?
Квиллер оторвал Коко от накидки Натали и повёл Коки по дугообразному коридору в другое крыло здания.
Когда он распахнул дверь своей квартиры. Коки на краткий миг задохнулась, а потом влетела в гостиную, широко раскинув руки.
– Это дивно! – крикнула она.
– Гарри Нойтон говорит, что это скандинавно.
– Зелёное кресло – датское, и паркет из древесных срезов – тоже, – сообщала ему Коки, – а обеденный гарнитур – финский. Но в целом квартира словно сошла с дизайнерского Олимпа. Бертуа, Отто Вагнер, Алвар Аалто, Мис, Накашима! Это слишком великолепно! Мне не вынести!
Она рухнула на подушки замшевого дивана и спрятала лицо в ладонях.
Квиллер принёс фужеры для шампанского, наполненные сливками с пивом, и Коки торжественно припорошила пузырящуюся поверхность мускатным орехом.
– За милую моему сердцу девушку Коки, – провозгласил он, поднимая фужер. – За тощенькую, прямоволосую и членораздельно говорящую!
– Теперь мне получше, – сказала она, сбросив туфли и погрузив пальцы ног в пушистый ворс ковра.
Квиллер раскурил трубку и показал ей новый выпуск «Любезной обители» с гостиной миссис Эллисон на обложке. Они обсудили вызывающие оттенки красного и розового в этой гостиной, полногрудую корабельную наяду и все «про» и «контра» двуспальных кроватей с боковыми завесами.