При его появлении Коко спрыгнул со своего насеста и поспешно исчез.
«Надеюсь, – подумалось Квиллеру, – у этого дурачка достанет сообразительности принести Коко домой по земле, а не по воздуху».
Оттуда, где стоял репортёр, больше не были видны ни Банзен, Ни кот, так что он пошёл внутрь – ждать возвращения странствующей парочки. Стояла безжизненная тишина – слышались только механический шум лифта да яростные звуки далекого телевизора. Квиллер вернулся на балкон и стал разглядывать южное крыло. В квартире Лайка не было заметно никакого движения, кроме мигающих знаков настройки на телеэкране.
Квиллер проглотил чашку кофе и зашагал по паркету. Наконец подошёл к телефону и попросил дежурного на коммутаторе снова соединить его с квартирой Лайка. Там оказалось занято.
– Что делает этот пьяный осёл?
– Простите? – переспросил дежурный.
Ещё раз вернувшись на балкон, Квиллер раздражённо глядел через двор. Когда у него зазвонил телефон, он прыжком рванулся к нему.
– Квилл, – произнёс банзеновский голос, ставший почему-то несколькими тонами ниже, чем был весь вечер, – мы тут попали в беду.
– Коко?! Что случилось?
– Кот жив-здоров, а вот твой друг-дизайнер был жив-здоров.
– Ты о чем?
– Кажется, Лайк мертв.
– Нет!.. Нет!..
– Он холодный, белый, а на ковре – жуткое пятно. Я позвонил в полицию, позвонил в газету. Не спустишься ли в машину за моей камерой?
– Я отдал ключи от машины тебе.
– А я сунул их в карман дождевика, а дождевик сбросил у тебя в передней. По-моему, мне лучше остаться здесь, возле тела.
– Голос у тебя удивительно трезвый.
– Отрезвеешь, когда увидишь такое.
К тому времени, когда Квиллер вошёл в квартиру Лайка с банзеновской камерой, там уже был полицейский автопатруль. Квиллер пристально оглядел гостиную. Она была точь-в-точь такой же, какой они сфотографировали её после полудня, за исключением бессмысленной болтовни телевизора в китайском шкафчике да желтой хризантемы, уроненной Банзеном на ковер.
– Как только я вошёл в балконную дверь, – сказал Банзен, – Коко повёл меня в спальню.
Тело лежало в спальне на полу, окутанное серым шелковым халатом. На одном пальце сиял крупный звездчатый сапфир, которого Квиллер раньше у Лайка не видел. Лицо больше не было красивым. Оно утратило ум и воодушевление, делавшие его привлекательным. От него осталась лишь надменная маска.
Квиллер осмотрел комнату. Тигровая шкура была снята с кровати и, аккуратно сложенная, лежала на банкетке. Всё прочее оказалось в полном порядке. Не было ни малейшего признака, что кроватью пользовались.
Банзен сновал по комнате, отыскивая ракурсы для съемки.