– Шмыга. К ноге.
Обернувшийся ему навстречу хмырь моментально спрятал руки за спиной, но Федора было не провести:
– Че ты жрешь всякую пакость. Сюда иди. Иди сюда.
Шмыга попятился назад, все еще держа руки в «интересном» месте:
– А Толстый сказал, что вегетарианцам рыбу можно.
Федор, мелкими шажками придвигавшийся к Голому, почти вытеснил того на самый край валуна:
– Шмыга, пошли со мной. У нас пиво есть. Выпьем, рыбкой закусим. Че ты, как неродной, по канавам шаришься, – карапуз доверительно вытянул руку: – Иди, Шмыга. К ноге!
Хмырь перекинул в свою пасть рыбину, которую до сих пор прятал за спиной, и на «своих четырех» двинулся к Федору.
В тот самый момент, когда он почти добрался до карапуза, где-то в кустах послышалось шевеление. Голый застыл с рыбиной во рту и, почуяв неладное, дернулся было назад, но было поздно. Налетевшие со всех сторон бандиты в плащах с капюшонами принялись вязать доходягу по рукам и ногам, а когда он стал кусаться, еще и накинули ему мешок на голову – по всему было видно, любили они это дело.
Метавшийся вокруг Федор «отрабатывал» свой хлеб предателя по полной:
– А ну, врежьте ему, гаду! Господа, позвольте, я пробью с ноги!
Когда вконец успокоенного Шмыгу тащили мимо, он изловчился-таки врезать Федору ногой и возопил, порядком заглушаемый мешком:
– Володенька, я же тебя зубами рвать буду!!!
Повеселевший главбрат потрепал Федора по щеке и скомандовал кому-то из своих подчиненных:
– Выпишите мальчугану банку варенья и ящик печенья…
Шмыгу, попинывая по пути ногами, втащили в кабинет главбрата и швырнули на металлический стул, крепко привинченный к полу, пристегнув хмыря наручниками к спинке. Опер, занимавшийся этим нехитрым делом с какой-то особой любовью, даже слегка пошутил: «Наручники – надежная фиксация для полной релаксации».
Выполнив необходимые процедуры, он оглядел скорчившегося на своем «троне» Голого и, оценив психологическое состояние подозреваемого, от души приложился тому по мордасам:
– Ну че, очухался, скотина? Отвечай, живо! Очередное сотрясение мозга не добавило хмырю разума, скорее наоборот – Голый опять словил клина, принявшись общаться с самим собой. Он дергался на стуле из стороны в сторону, насколько ему позволяли наручники, гримасничал и нес полную ахинею.
Сперва его рожа приняла слегка придурковатый вид, он повернул голову наискосок и спросил кого-то, кого явно не было в этой комнате:
– Шмыга… Шмыга, ты, что ли, обиделся? Секундой позже его лицо перекосила презрительная гримаса, он сплюнул на пол и вопросил:
– Ты нави'що у фонта'н поли'з?