Та одарила ее испепеляющим взглядом.
– Ничего подобного, – отчеканила она.
Чарли заметил, что мама почему-то притихла. Она беззвучно придвинула себе стул и сидела молча, бледная и встревоженная.
Мейзи двинулась по кухне, бряцая кастрюльками и сковородками и во всеуслышание бормоча:
– И нечего потворствовать всей этой ерунде. Я не…
– Чшшш! – зашипел Чарли. Он услышал, как плачет младенец.
Тот незнакомый женский голос заговорил вновь:
Ты ее расстроил. Погляди в объектив, Мостин. И постарайся улыбнуться. А то у тебя слишком мрачный вид.
А чего бы ты хотела? – поинтересовался мужчина.
Фотоаппарат щелкнул.
Готово. Сделаем еще один снимок?
Поступай как знаешь.
В один прекрасный день ты мне еще спасибо скажешь, – проговорила женщина за кадром. – Если ты и впрямь решился, то ничего, кроме фотографии, у тебя на память о ней не останется.
Хм.
Тут Чарли заметил, что из-за стула, на котором сидел мужчина с младенцем, выглядывает кот. Кот был рыжий, и не просто рыжий, а необычайно рыжий. Как начищенная медь. Как пламя.
Откуда-то издалека до Чарли долетел мамин голос:
– Давай я отнесу фотографию обратно, а, Чарли?
– Нет, – прошептал Чарли. – Пока не надо.
Но похоже, фотографии больше было нечего ему поведать. Младенец жалобно хныкнул и замолк. Мрачный мужчина молча смотрел в объектив, а кот… кажется, кот мурлыкнул. Но Мейзи так грохотала кастрюльками, что заглушала все остальные звуки.
– Тише вы! – велела бабушка Бон. – Мешаете Чарли слушать!
– Ерунда, – буркнула Мейзи. – Я просто не понимаю, Эми, как ты можешь спокойно сидеть и терпеть чушь, которую несет твоя дорогая свекровь. Бедняжка Чарли! Он самый обыкновенный мальчик! Да у него нет ничего общего с этими чокнутыми Юбимами!
– В его жилах течет их кровь, – еле слышно произнесла мама Чарли. – Против этого ничего не возразишь.
Мейзи возражать не стала. Она сжала губы в ниточку.
Чарли был изрядно озадачен. Еще утром он считал себя самым обычным мальчишкой. Волшебная палочка его не касалась, и по голове он тоже не получал. Если не считать каштана, но каштан ведь спружинил. И током его, Чарли, не било, и с подножки автобуса он не шлепался. И отравленных яблок, насколько ему помнилось, тоже вроде не ел. И вот на тебе – он, Чарли, слышит голоса, которые издает листок фотографической бумаги.
Чтобы немножко успокоить маму, Чарли сказал:
– Да ну, это мне померещилось. Я… я все придумал.
Бабушка Бон надвинулась на него еще ближе и прошипела:
– Ночью держи ухо востро. После полуночи кое-что действует куда сильнее.
– К вашему сведению, после полуночи он будет спать, – тотчас вставила Мейзи, у которой слух был не хуже, чем у охотничьей собаки. – Ерунда все это.