Матиас Кроок ретировался с жалкой улыбкой на сконфуженном красивом лице; глаза Нэнси пылали темным огнем.
— А вот и доктор Самбюк явился.
— Пусть забьется где-нибудь в кресло, и суньте ему чего-нибудь погрызть.
— Чета Грибуанов тоже здесь.
— Добрые и преданные слуги уже столько лет, что и не сосчитать. Таковыми они и останутся.
— Лампернисс — на лестнице, следит за горящей лампой.
Дядюшка Кассав зловеще засмеялся.
— Пусть следит, пока горит лампа, ибо ее задуют.
— А здесь вот дядя Шарль Диделоо, тетя Сильвия и Эуриалия.
Умирающий скорчил гримасу.
— Когда-то Сильвия была красива, но это в прошлом. Я рад, что не вижу ее. Да, красотку Сильвию Шарль встретил на…
— Двоюродный дядя! Двоюродный дядя! — тревожно возопил Шарль. — Я вас умоляю!
— Ладно уж, — а ты, Эуриалия, мой прекрасный цветок, сядь подле меня с твоим кузеном Жан-Жаком. На вас двоих я только и надеюсь, и с этой надеждой покидаю сей мир.
За дверью раздался умоляющий вопль:
— Нет, нет, не гасите лампу!
Порог переступил человек величественной наружности и, не обращая ни на кого внимания, уселся рядом с нотариусом Шампом.
— Айзенготт пришел! — воскликнул дядя Кассав.
— Да, пришел, — возвестил голос, звучный, как колокол.
С трепетным почтением я взирал на вновь прибывшего.
Очень бледное удлиненное лицо, казавшееся еще длиннее благодаря пышной, пепельного оттенка бороде. Пристальный взгляд черных глаз; руки неправдоподобной красоты, какие иногда видишь у надгробных изваяний в церкви. Одет бедно, зеленый сюртук лоснится потертыми швами.
— Шамп! — торжественно провозгласил дядюшка Кассав. — Здесь собрались мои наследники, объявите сумму состояния, которое я оставляю им.
Стряпчий склонился над бумагами, медленно и раздельно выговорил цифру. Настолько огромную, непомерную, фантастическую, что у собравшихся голова пошла кругом.
Очарование золотой цифры нарушил возглас тети Сильвии:
— Шарль, ты подашь в отставку!
— Само собой, — ухмыльнулся дядюшка Кассав, — обязательно придется.
— Это состояние, — продолжал нотариус, — не подлежит разделу.
Испуганно-разочарованный ропот тут же утих, поскольку Шамп читал далее:
— После кончины Квентина Моретуса Кассава все здесь присутствующие под страхом потери прав на наследство и других возможных выгод должны поселиться и жить под крышей этого дома.
— Но у нас же есть дом, наш собственный! — простонала Элеонора Кормелон.
— Не прерывайте, — строго заметил поверенный. -… Должны жить здесь до своей кончины, причем каждый получит пожизненную годовую ренту в…
И снова узкие губы стряпчего назвали колоссальную цифру.