– Какие там посторонние? Рванули все, как от прокаженных.
Максим хмуро подошел к лизальщице лестницы. - Встаньте - скомандовал он.
– Каждый раз, когда Вы будете оставлять грязь, Вы будете ее вылизывать языком. Поэтому уж лучше сразу - чистой тряпкой.
– Да, да, маль… юноша…, конечно, - лучше тряпкой - испуганно бормотала уборщица глядя кроличьими глазами на Макса.
– Уволитесь - будете на улице грязь вылизывать - пригрозил Максим. Проболтаетесь обо мне - тоже.
– Да, да, конечно. Тоже…
– Будете оскорблять заведующую - отнимется язык.
– Ох!
– Все, бегите домой, пока в дурдом не забрали.
На кухне повторилось тоже самое. Плачущая женщина согласилась со всем - внести деньги за ворованные продукты (как же я посчитаю, сколько? - кусок в горло не полезет, пока не рассчитаетесь), впредь не тянуть ни крошки (всем, кто съест, поперек горла встанет), держать все в идеальной чистоте, иначе будет, как сегодня, и никаких здесь животных.
– Котика, котика… Он же не вор - начала она опять. Он ни разу не стянул. Только, что я давала.
– Так ты под горячую руку попал, - улыбаясь, потянулся он к рыжему мученику, когда тот, наконец, смог оторваться от ненавистной каши и обессилено свалился на пол. Но переживший невиданную и, оказывается - незаслуженную, экзекуцию кот вдруг зашипел и со всего размаху царапнул Максима когтистой лапой.
– Ладно, договорились, - вновь помрачнел Максим, выходя из кухонного блока.
– Давайте зайдем ко мне в кабинет, если представление окончено, - предложила Светлана. В кабинете они некоторое время посидели тихо. Заведующая собиралась со словами, а Максим, насупившись, ожидал выволочки. Он всегда чувствовал это намерение взрослых.
– Кстати - начал он первым. Завтра, или даже уже сегодня на счет садика должны поступить солидные деньги. Около ста тысяч, если в евро. В нашей валюте, конечно. Кроме того, эти ворюги уже внесли и еще добавят, ну и остальные. Так что сможете устроить здесь не богадельню, а действительно… интернат. Да и в других садиках.
– Ты очень жестокий, Максим, - тихо сказала девушка. Нельзя так с людьми.
– А как по другому, - вновь вскричал Максим. Они теперь бояться будут! Не на совесть, так хоть на страх!
– Но лучше на совесть.
– Они не понимают совести. То есть доводов о совести. Они понимают страх и боль.
– Признайся, ты много общаешься с уголовщиной?
– Ну почему? Я вообще - то на олимпиаду по математике приехал.
– Я бы скорее подумала - по каким - нибудь боям без правил, -улыбнулась заведующая. Вконец разобиженный непониманием и неблагодарностью подросток не прощаясь, вылетел из кабинетика.