– Мы успеваем на встречу, сьер Габриэль, – вмешиваюсь я в разговор.
– Успеваем, как же! – каркает тот, перекосив рот. – Да мы не знаем, по какой из трех дорог ушел купец!
– Выберем любую, и дело с концом, – предлагает Жюль. – Неплохой шанс, один из трех!
– Шансов у нас значительно больше, – мягко прерываю я сьера де Фюи. – Ведь каравану придется пойти по самой плохой дороге, вброд через реку, а такой путь выбирают последним.
– Придется пойти, – медленно повторяет Малыш. – Но почему?
– Стоп! – выкрикивает наваррец, выставив перед собой руку. – Кажется, я догадался.
Сьер Габриэль озадаченно глядит на меня, словно впервые оценив по достоинству, а затем поворачивается к командиру.
– Я не удивлюсь, шевалье де Кардига, если это была его собственная идея, – бросает он с ухмылкой.
– Так оно и есть, – кивает командир.
– Не надо ничего говорить, – возмущенно фыркает парижанин. – Дайте мне самому подумать!
Наморщив лоб, Жюль с минуту размышляет, а когда парижанин поднимает голову, глаза его светятся неподдельным весельем.
– То – то я погляжу, когда ты вернулся в гостиницу, от тебя попахивало дымом. Я еще подумал, как здорово ты подкоптился!
– Да о чем вы говорите? – с досадой восклицает Малыш. – При чем здесь какой – то дым?
– Сьер де Фюи желает сказать, – ровным голосом произносит командир, – что наш юный друг питает нездоровую страсть ко всему, что горит и взрывается. Ну, не дошло еще?
Малыш решительно мотает головой и смотрит на меня с каким – то детским любопытством.
– Шевалье де Армуаз попросту сжег два моста через реку, оставив один – единственный путь, по которому смогут пройти фургоны нашего купца! – с апломбом объявляет парижанин, тут же залившись довольным смехом.
– Да когда он все успевает?! – хлопает себя по бедрам стрелок. – Чертовщина какая – то!
И вовсе не чертовщина, просто я, дитя двадцать первого века, ценю каждую минуту своего времени. Только тот, кто напрягает все силы до крайней степени, не разрешая себе толком выспаться и отдохнуть, может добиться чего – то в жизни. Вслух я этого, разумеется, не произношу, не люблю громких слов.
– Вдоволь наговорились? – нетерпеливо спрашивает шевалье де Кардига. – Тогда вперед!
Но перед тем как тронуться в путь, каждый дружески хлопает меня по плечу, а Малыш, не чинясь, крепко стискивает в объятиях. Вот такие они, французы, искренние и чуткие люди, в отличие от холодных, бездушных англичан.
Дорога вползает на холм, с вершины мы, не сговариваясь, оглядываемся на Саутгемптон. Город, подожженный сразу с двух концов, пылает, рушатся охваченные пламенем дома, страшно кричат заживо сгорающие люди и животные. Я холодно киваю, мысленно вычеркивая из длинного списка одну маленькую строчку.