И вдруг наступил покой. Полный и несомненный покой, не нарушаемый ни малейшей вибрацией, ни единым звуком. Он обрушился на отупевших людей, как удар грома, Быкову показалось, что остановилось самоё время. Перед глазами его все еще плыли разноцветные пятна, по телу ползли струйки пота, руки и ноги дрожали. Затем странная апатия овладела им, смертельно захотелось вытянуть ноги и спать, спать, спать… Сквозь опущенные ресницы он увидел, как зашевелился и встал Юрковский, сделал несколько неуверенных шагов, провел ладонью по лицу и с недоумением посмотрел на испачканные кровью пальцы.
— Что с тобой? — негромко спросил Дауге.
— Н… ничего… — Юрковский сморщился и потряс головой. — Кажется, из носа… Болят глаза…
— Фффух! — выдохнул Михаил Антонович. — Вот это была встряска, доложу я вам!
Юрковский поднял руки, сделал несколько гимнастических движений и вдруг замер.
— Товарищи! — крикнул он. — Мы на Венере… и живы! «Хиус» цел, черт побери! Дауге! Вставай! Ты понимаешь? Мы на Венере…
— Погоди радоваться, — остановил его Дауге. — Кажется, что-то случилось с Анатолием Борисовичем…
— Да, я тоже слышал голос Спицына, — подтвердил Крутиков.
— Пойдем?
Они пошли к рубке, но дверь распахнулась, и на пороге появился сам Ермаков, бледный, взмокший от пота, с головой, туго перехваченной молочно-белым перевязочным эластиком.
— Все живы? — Он быстро оглядел товарищей.
— Все, — сказал Дауге.
— Поздравляю с благополучной посадкой!
Он подошел к каждому и крепко пожал руки.
— А что Богдан? — спросил Михаил Антонович.
— Спит.
— Гм…
— Свалился как убитый.
— Не мудрено, — усмехнулся Крутиков. — Три с половиной часа такой… такого… Я и сам еле держусь на ногах.
— Интересно, что с «Мальчиком»? Не сорвался? — спросил Быков.
— Сделаем вылазку? — как-то вяло предложил Юрковский.
— Нет. — Ермаков еще раз оглядел всех и повторил: — Нет. Ни в коем случае. Приведите себя в порядок и отдохните. О вылазке будем говорить часа через четыре, когда получим все данные внешней лаборатории.
Включите ионизаторы, мойтесь — и спать!
— Хорошо бы поесть… — озабоченно сказал Михаил Антонович.
«И рюмку коньяку выпить», — подумал Быков.
— Это как вам угодно. Лично я — в ванну и в постель… Алексей Петрович, помогите проводить Богдана в его каюту, хорошо?
— Слушаюсь, Анатолий Борисович.
Нет, все было не так, как предполагал Быков. Гораздо проще и лучше. Когда через полчаса он, распаренный и еще более красный, чем обычно, заполз под простыни, ему снова вспомнился домик в Ашхабаде… Он счастливо улыбнулся и заснул.
Как всегда, его разбудил Дауге. Тощее лицо Иоганыча выглядело осунувшимся, черные глаза запали и лихорадочно блестели.