Как так получилось, что охранявшая покой впавшего в неподвижность князя младшая дружина Снорри подошла к Ненасытцу в одиночестве, не сказал бы никто. Где они отстали — то ли еще на Крарийской переправе, то ли у Малого порога, а может, между Кипящим и Заводью, кто знает? Наверное, никто специально и не старался вырваться вперед, шли как шли, и кто же виноват в том, что ладьи младшей дружины были слишком тяжелы от всех тех богатств, которыми откупились ромеи. Дорогое оружие, драгоценная посуда, сундуки с золотыми монетами — солидами, тяжелые парчовые ткани, да мало ли чего было! Вот и задержались.
Хаснульф со своими новгородцами давно ушел вперед, а вот люди Снорри все еще возились на берегу, спуская ладьи на воду. Спешили — кроваво-красное солнце опускалось за черные холмы, скоро наступят и сумерки, нужно было успеть, не до ночи же возиться. Три малых ладьи было у Снорри, и в каждой — по двадцать воинов. А в последней — ярл. Первые два суденышка, уже нагруженные, покачивались на темной воде у берега. Кормщики, торопясь, спустили ладейки на воду гораздо ниже обычного. Поленились протащить еще чуть-чуть вверх, побрезговали, меж собою переглянулись — мол, и так сойдет, небольшие, чай, ладьи-то, ежели что, выгребут воины.
Снорри заметил это слишком поздно, да и, правду сказать, не обратил особого внимания, порадовался только — вовремя успели кормщики, теперь бы и третью ладью… Нет, ее-то протащили дальше — там спуск удобнее, — однако и провозились дольше, реку и берега уже накрывали синие сумерки. Честно говоря, кормщики не очень доверяли молодому хевдингу — варяг, так знай свое море, а реку оставь нам! Хорохорились, раздувая щеки, — река не море, мы тут все мели знаем, каждый порог, каждый камешек.
Не дожидаясь Снорри, уже спущенные на воду ладьи оттолкнулись от берега и выгребли на середину — одна за другой. Вверху еще золотились вершины холмов, а здесь, внизу, река была уже темной. Приметы, привычные днем, расплывались, и нельзя было точно сказать, где там серая скала, а где черный камень. Однако плыли…
Лишь один из кормщиков, глянув на провалившийся в сумерки берег, вдруг вскочил на ноги, заподозрив что-то, прислушался, приложив руку к уху… Кажется, шум порога звучал как-то уж слишком громко, куда громче обычного. Или просто казалось?
— Эй, Прятва! — кормщик замахал руками приятелю. — Чай, порог-то далече?
— Ничего не слыхать, — откликнулся Прятва. — Да и не видно уже ничего… Может, зря спуск затеяли, надо было заночевать на берегу, варяга послушав?
— Ага, заночевать… А печенеги?