— Кажись, пронесло…
В тот же миг на крыльцо выскочил молодой варяжский князь — с непокрытой головой, в темно-голубом плаще, накинутом поверх домашней туники. Что-то спросив у стража, он подозрительно оглядел двор.
— Нет, не пронесло. — Вытащив нож, Онгуз покачал головой и, словно ночной тать, крадучись двинулся вслед за удалявшимся в ночь парнем. Догнав, оглянулся и тихонько позвал:
— Микуле! Парень обернулся:
— А, это ты…
— Ну, кто там? По глазам вижу — Немил? Микул пьяно расхохотался:
— Не, не Немил, друже!
— А кто ж тогда? Гляжу, узнал ведь?
— Узнал, узнал… Не парень то — девка!
— Девка?!
— И знаешь кто? Алушка. Княжеска молодшая женка!
— Окстись, парень! Ей ж сожгли на краде.
— Не знаю, кого там сожгли, а только Алушка это, я уж хорошо видел.
— Может, помстилось?
— Ага, как же! И плечи ее голые помстились, и родинка на щеке. Алушку-то я хорошо знал, почитай, всех прочих была к нам, слугам, добрей да милее.
— Вот так, значит… — Онгуз прислушался. Со стороны княжьих хором гулко залаяли псы.
— Ты как частокол-то прошел, Микуле?
— А там наши все. Чай, меня-то каждая собака знает.
— Вот это-то и нехорошо, — прошептал Онгуз и, улучив момент, всадил приятелю нож в сердце.
Тихо охнув, тот повалился в сугроб. Оглянувшись по сторонам, Онгуз расстегнул на себе полушубок и, сняв с груди куриную лапу, надел ее на шею остывающему Микулу.
Не на шутку взволнованный, вошел в княжьи хоромы Конхобар Ирландец.
— Плохо дело, ярл. — Выслушав все, он почесал левое ухо. — Знаешь, я бы на твоем месте отдал приказ немедленно отыскать этого парня.
— Уже отдал, — кивнул ярл.
— Не надо никого искать, — подойдя к столу, усмехнулась Алуша. — Я хорошо его знаю, это Микул, наш челядин. Неплохой парень.
— Что значит — «неплохой»? — Ярл вдруг осекся. — Ты понимаешь наш язык?
Девушка обиженно поджала губы:
— Не такая уж я глупая. И не забывайте, кем был мой муж Рюрик.
— Нет, ты не глупая, — посмотрел на нее Ирландец. — Это мы с ярлом глупцы. Ты знаешь, где живет этот Микул?
— Да.
— И можешь сейчас показать?
Алуша кивнула и накинула на худенькие плечи плащ с капюшоном. Все трое вышли на улицу, ярл махнул уже ожидающим у крыльца воинам. Через предупредительно распахнутые стражем ворота процессия вслед за скрывавшейся под плащом девчонкой направилась к курным избенкам слуг, во множестве жавшихся почти к самому частоколу. Перед одной из изб Алуша замедлила шаг и обернулась:
— Кажется, здесь… Я как-то отдала Микулу остатки пира, заметила — он унес их сюда…
Хельги усмехнулся. Эх, Микул, Микул, не вовремя сунулся ты со своими дровишками. Впрочем, чего зря метать икру? Что такое случилось-то? Ну, узнал — узнал, узнал! — парень Алушу, придется теперь посидеть ему под замком седмицу-другую. Поговорить с ним придется, поугрожать, предупредить, чтоб не болтал. Уляжется все, потом, пожалуйста, — пусть болтает, кто ж ему поверит? Хельги скосил глаза на Ирландца и хмыкнул. Не сомневался — уж тот-то разрешил бы эту проблему весьма кардинально, и бедным в таком случае оказался бы несчастный слуга. Наверное, Конхобар был бы по-своему прав — нет человека, нет и проблемы. Дикие, суровые времена… Ярл обернулся к воинам: