Властелин Руси (Посняков) - страница 71
Когда все было кончено, Велимор повернул к жрецам окровавленное лицо. В широко открытых глазах его светилась радость.
Малибор и Кармана переглянулись и одобрительно хмыкнули. Похоже, именно того человека прислал Вельвед… того, кого надо.
— Ах, да, чуть не забыл. — Посланец улыбнулся и, вытащив из заплечного мешка узкий стальной прут, проткнул жертве сердце.
Кармана, подойдя, положила руку на плечо молодого жреца:
— Теперь наша очередь.
Вместе с Малибором они подтащили так и не пришедшего в сознание парня к глубокой, прикрытой старым лапником яме, полной ядовитых змей, и, без лишних слов столкнув его туда, выпрямились, отряхивая от налипшей земли руки.
Еще не успокоившийся до конца Велимор с любопытством заглянул в яму — жуткие скользкие кольца, темно-серые, шевелились, словно дождевые черви.
— Неплохо придумано, — тяжело дыша, кивнул он. — Похоже, он уже мертв.
— Боги приняли жертвы! — Малибор с Карманой, одновременно упав на колени, воздели руки к небу и заголосили. Тем временем слуги занялись бараном…
Велимор присоединился к ним, вспоминая всех богов, которых знал… и которых велел обязательно вспомнить жрец Вельвед. Как же их? Кром… Мадг… Морри-ган… Главный, кажется, Кром. Кром Кровавый — Кром Кройх. Да, не забыть бы отрезать голову… И тому, что в змеиной яме. Впрочем, вряд ли кто туда полезет, придется обойтись одним. И еще одно не забыть…
Подняв с земли нож, молодой жрец стесал со ствола дерева часть коры и окунул палец в лужу натекшей у корней крови…
Солнце еще не успело склониться к полудню, как вся компания, отмывшись от крови в холодной воде Волхова, погрузилась в узкую стремительную ладью. Слуги выгребли на середину реки и поставили парус.
Дивьян очнулся от ощущения чего-то холодного, мерзкого, ползающего словно бы по всему телу. Сдерживая стон, он чуть приоткрыл глаза — и увидел прямо перед собой узкую змеиную морду. Немигающе пусто смотрели глаза гада, узкий раздвоенный язычок щекотал губы. Дивьян подавил дрожь. Подумаешь, очутился в яме со змеями, эко дело! Могло быть и хуже — бросили б, оглушенного, в Волхов, лежал бы сейчас на дне, с русалками. Они такие же, как змеи, — склизкие, с хвостами. И с ними — верховный их господин, Ящер.
Нет, петь, пожалуй, не надо. Мало ли, не понравится хозяевам ямы. Вон их тут сколько! Шипят, ползают… Но вроде спокойны. Ежели сразу не укусили — есть шанс выбраться, главное, их не тревожить. Змея — зверь бесхитростный, нервный, каждого куста боится, со страху и цапнуть может. Дивьян, как и любой охотник из весянских родов, ползучих гадов ничуточки не боялся. Знал — человек для змеи не добыча, проглотить его она не сможет, и даже палец отгрызть, в отличие, скажем, от хорька иль куницы, неспособна вовсе. Мирная несчастная тварь. Поди-ко, поползай на голом брюхе! Труслива, всего опасается, врагов у нее хватает — и колючий зверь неглик-еж, и хищная птица. Бедная, бедная змея, кю, как ее прозывали весяне. Надо только не шевелиться, лежать спокойненько — эвон, солнышко-пяйвяйн поднимается, светит все ярче, пригревает. Недолго будут кю-змеи в своей яме сидеть, выберутся на охоту или так, подремать на солнце, свернувшись колечком на каком-нибудь горячем камне. Лежи себе, шевели хвостом — хорошо! Только вот птицы… Сожрут ведь и, как звать, не спросят. Глаз да глаз за ними. А глаз у змейки подслеповатый, почти ничего, прямо сказать, и не видит, заместо глаз да рук — один язычок раздвоенный, а язычком не больно-то птицу почуешь. Потому лучше б не на камне греться, а где-нибудь рядом. Да только не понимает этого змея — мозгов мало, вот и выползает на камень, а тут уж ее коршун-птица — хвать! — хорошее, вкусное мясо. Или неглик-еж подкатится незаметно, или барсук — вот уж зверь хитрющий, не то что змея. Бона, солнышко-то печет, припекает. Ползите, ползите, змейки, грейтесь да лягух-тритонов ловите. А покуда главное — не напугать, не шевельнуться невзначай, а то ведь точно — укусят со страху-то! А голова прямо раскалывается… Это тот, длинный, приложился каменюкой. Эх, не везет в последнее время Дивьяну, нигде счастья нет, куда ни кинь! То этот гад Олисей чуть нож под ребро не всунул, то вот, теперь… Кабы не Хельги-князь, валялся бы тогда близ хором, под деревьями, мертвый. Хорошо, выскочил тот коршуном, быстро спеленал Олисея… Олисея? Онгуз — имечко его гнусное, и никакой он не квасник вовсе — волхв иль помощник волхвов. Хорошо, что все так обернулось. Оказывается, в корчме-то у Ермила Кобылы Хельги-князь соглядатаев своих давно уже имел, а уж те каждый день отчитывались, когда — перед князем, когда — перед доверенным его человеком, Ирландцем, вот и мужик тот, в синей рубахе, на волосатой груди распахнутой, что встретился по пути Дивьяну, таким соглядатаем оказался. Тут же и велел князь позвать к себе Дивьяна, все повыспросил, велел малую кольчужицу под рубаху поддеть да исполнить все, как просил Олисей, Онгуз то есть. Дивьян и исполнил — так и схватили вражину. Что уж там князь с Ирландцем у Онгуза этого вызнали, Дивьяну то не особо и интересно было, выпросил у воеводы своего, Снорри, свободный денек, да с утречка пораньше отправился на тот берег Волхова, навестить сестрицу названую, Ладу чижу — не было у Дивьяна родней человечка. Навестил… Почти уже и добрался, да вот… Сиди теперь в яме, жди, когда змеи наверх повылазят. Хорошо еще, хоть так обошлось все.