Очевидно, Левушка сильно перепугал мажордома своим юношеским азартом и натиском. Когда он явился в гостиную, всем лицом излучая радость победы, двое лакеев внесли за ним преогромное бронзовое художество, изображавшее гору - то ли Олимп, то ли Парнас, судя по женским фигуркам, лишенным всяких покровов, и мужским - ниже пояса в волнистой шерсти, при свирелках и козлиных копытах.
Это была одна из тех настольных курильниц, что достают и водружают посреди хрусталя и фарфора только при званых обедах на сотню и более человек.
Медведев вытаращился на нее и захохотал.
Самая была подходящая вещица для офицерского бивака и прелесть как соответствовала валявшимся на полу сапогам, неубранным постелям и, главное, пустым бутылкам, что уже успели выстроиться вдоль стены.
– Для полноты блаженства нам только сей дуры недоставало, - сказал Фомин. - Ну, Архаров, разводи костер. Поглядим, каковы твои куренья.
– Отвратительны, - честно отвечал Архаров. - Полагаешь, в чумном бараке пахнет лучше?
– Господи оборони, - Фомин перекрестился. Левушка опять открыл было рот - и опять натолкнулся взглядом на архаровский кулак.
Знать про ночную вылазку посторонним было незачем.
Поспав часа три, Архаров поднялся и пошел отыскивать дармоеда Никодимку.
Дармоед сидел в пустом каретном сарае с унылой рожей - видать, потерпел какое-то крушение надежд.
– Поди сюда, - велел ему Архаров. - Ну-ка, что сие значит?
Он задумался, вспоминая Марфины слова, но они в силу внешней бессмыслицы пропали из памяти. Пришлось искать Сашу Коробова, который записал их на бумажке.
Когда нашли, выяснилось - бумажек у него много, архаровскую он положил в общую стопочку сверху, но она непостижимым образом пропала.
Левушка, будучи послан его сиятельством с поручением, вернулся вовремя - Архаров уже собирался убивать растяпу секретаря.
Узнав про странное Марфино заявление, Левушка тут же кинулся разгребать бумажки (там много чего попадалось, и формулы, и французские вокабулы, и письма), одновременно он успокаивал Архарова тем, что нужный листок где-то поблизости, а Саша стоял рядом, опустив руки, с жалким видом.
Архаров же грозился пустить все это хозяйство на папильоты - букли закручивать. По условиям походного быта он за волосами не слишком следил, просто собирал сзади и прихватывал лентой. Хотя денщик Фомка и умолял позволить ему закрутить тугими буклями хозяйские волосья по обе стороны лица, как оно полагалось военному человеку.
Наконец запись отыскалась. Левушка прочитал слова байковского языка вслух и засмеялся. Потом стал строить домыслы. Он полагал, что рябая оклюга - непременно девка, а «дером» - возможно, бегом, рысью, галопом.