– Так что же - нас теперь только в Москве кормить будут? - предположил Бредихин.
– Сие несносно! Без обеда я ни на что не годен, - прогудел Матвей.
Левушка всплеснул руками, изображая радостное удивление:
– Матвей Ильич, и вы в седле? Как отважились?
– Ногу в карете отсидел - вот и отважился. Встряхнусь, думаю. В Москве-то не до верховых прогулок будет. Нас, докторов, тут же к делу приставят, - с определенной гордостью заявил Матвей. - Там сам Самойлович лечит! Вот у кого учиться да учиться…
– А не боязно, Матвей Ильич? Мы-то, может, и до конца поветрия близко к зачумленным не подойдем, а вам-то с ними чуть ли не спать… - в Левушкином голосе было сплошное чистосердечное сожаление, но Архаров услышал и отчетливую нотку ехидства.
Матвей поднял вверх указательный перст:
– Уксус! Первое дело - все через уксус пропускать и уксусом обтираться. Вот зараза и не пристанет.
– Вам, докторам, виднее, - согласился Артамон, - а все как-то ненадежно кажется: чума - и вдруг уксус.
– Кабы так просто было, ее бы еще весной извели, а то - до осени в Москве застряла, - добавил Архаров.
Но Матвей сделал вид, будто не слышит критики.
– Еще уголь и обгорелое дерево, - такую загадочную рекомендацию дал он. - А также дым от них. Хорошо из навоза костры разводить. Можжевельник жечь. И Боже упаси что-то взять от зачумленного, хоть бы то был мешок золота!
Архаров задумался. В рассуждениях доктора он уловил противоречие.
– Мешок золота я бы взял. И в уксусе его промыл…
Матвей уставился на Архарова и ахнул.
– Не валяй дурака, Николашка! - прям-таки взревел он. - Подцепишь заразу - в тот же барак велю сволочь, где самая подлая чернь подыхает!
– Будет вам пугать, Матвей Ильич. И так тошно, - попросил вдруг присмиревший Левушка.
Перед последней чумной заставой граф Орлов оделся наконец, как подобало ему по чину, и возглавил колонну, призвав ехать с собой рядом сенатора Волкова. Тот без особого желания согласился. До Москвы оставалось - всего ничего. Всем было велено занять свои места - как положено на марше.
Это было 26 сентября 1771 года.
Движение колонны замедлилось. Она подошла к Камер-Коллежскому валу, который многие по привычке именовали Кампанейским валом, устроенному не сказать чтоб очень давно - тридцать лет назад. Он служил таможенной границей Москвы и имел шестнадцать застав, на которых проверяли ввозимые в город грузы, особое внимание уделяя табаку и спиртному - торговать ими имело право лишь государство.
– Москва, что ли? - спросил Артамон Медведев. - Опять застава? Сколько, черт побери, можно?!
– Это уж Тверская, - заметил Бредихин.