В этот день рождалась Новая Инквизиция. Уничтожение анархистских логовищ было первым ее реальным делом. В притонах чернорубашечников свершались самые богохульные действа, а два месяца назад похищенные из патриаршей ризницы намеленные иконы и освещенная утварь были кощунственно использованы для черной мессы необычайной силы – и замершую после Октября в тревожном ожидании страну скрутила судорога гражданской войны…
…Трое ждали одного. Неприметный дом в Свечном переулке, самая обычная квартира, стол в гостиной, лампа с абажуром. Двое курили, Алексей Николаевич не употреблял. Он, священник, законоучитель Ржевской семинарии, был самым мирным и наивно-доброжелательным из собравшейся троицы – однако именно его скромные труды послужили толчком к созданию Новой Инквизиции.
С 1912 года Алексей Николаевич Соболев подвизался во Владимирской ученой архивной комиссии. Темы работ о. Алексия были достаточно безобидны: пережитки язычества в христианстве; дохристианские представления о жизни и смерти, о загробном мире; обряды владимирских крестьян, сакральный смысл коих давно утратился… Мало-помалу картина перед молодым исследователем вставала страшноватая. Плачи и запевки, похоронные стенания и обряды прощания с землей – все работало на одну задачу. Детские стихи – дразнилки и колядки, страшилки и игровые песни – тоже казались написанными той же, уверенной и сознающей свою цель рукой…
Но самое главное, в чем с ужасом убедился Соболев – сохранившиеся по глухим углам пережитки логике вопреки не вымирали и не исчезали сами собой. Наоборот, крепли и развивались, выходили из тени. И стремились к одной цели. Алексей Николаевич все чаще задумывался: к какой? Ответ лежал на поверхности, но мозг слишком долго не хотел его воспринимать. В Армагеддон священник верил, но предполагал его как-то подальше, не в тверских и владимирских лесах. И как-то попозже. Не сегодня… Не сейчас…
А потом все начало рушиться. С августа четырнадцатого все покатилось вниз, как камень с горы – быстро, разрушительно, неудержимо. Знамения уже не вставали – но сбывались. Мрачные пророчества исполнялись точно и в срок. Европа корчилась под копытами четверки коней, и четверо всадников собирали кровавую жатву.
После пяти лет сомнений, терзаний и не высказанных никому подозрений о. Алексий обратился в Святейший Синод… Обратился в неудачное время – недавно прогремела «всенародная и бескровная» Февральская революция.
Назначенный от Временного правительства демократическим обер-прокурором Синода кадет Львов[10] с трудом отличал стихарь от пономаря, но выслушал Алексея Николаевича внимательно. Покивал, посочувствовал, взял для изучения документы. Более того, через месяц, к Пасхе, Св. Синод пожаловал, о. Алексия камилавкой