Юзеф и сам знал, что таблеток и инъекций от этой болезни не существует. Методы лечения чисто хирургические. Лоботомия, обрекающая на полурастительное существование. Семаго-младший вот уже несколько лет работает с пойманными тенятниками, комбинируя химио– и гипнотерапию с электрическими импульсами, воздействующими на мозг… Безрезультатно. Лучшим лекарством остается эвтаназия. Хотя профессор и уверяет, что близок к успеху. Вот только…
Алексей Иванович словно услышал его мысли:
– Ты помнишь, как в свое время рекламировали порошки на основе героина? Панацея от всего: от бессонницы, от болезненных месячных, от мигреней… А самое главное – быстрое и полное исцеление от морфинизма… Я боюсь одного – что любое лекарство от тенятничества в который раз окажется страшней самой болезни…
– Ты именно поэтому ушел из Капитула? Вообще из Инквизиции?
– Дело в том, Юзик, что я однажды понял – мы все оказались вне Добра и Зла. Стали не черные и не белые, а просто серые… Как солдаты Понтия Пилата. И можем распять Спасителя, если он вернется и начнет творить чудеса. Распять, не ведая, что творим…
Юзеф молчал. Перебирал бумаги, завалившие стол. Свернул не пригодившиеся диаграммы и графики – но не успел сунуть в бумагорезку. Потому что пронзительно заверещал сигнал тревоги.
Дела минувших дней – XIV
17 июля 1918 года. Крест Пилата
Человек молчал. Перебирал бумаги, завалившие стол – в основном старинные, рукописные. Словно надеялся найти что-то, что изменит все и избавит от кошмарного выбора.
Юровский тоже молчал. Ему было не легче. Спирт не помогал. Кокаин не помогал. Юровский не спал третью ночь. Хотелось крикнуть, хотелось завопить: почему, почему я?! Но солдаты Инквизиции не задают таких вопросов.
– Неужели всё из-за одного маленького мальчика? – в который раз спросил человек.
Юровский молча кивнул – в который раз. Да, все началось с казни четырехлетнего мальчика, повешенного триста с небольшим лет назад на воротах Боровицкой башни. Одни называли его Иоанном Димитриевичем, наследником престола. Другие – казнившие – просто Воренком, без имени и отчества. Отродьем Маринки и Тушинского вора. Но казнь и слова московской юродивой Настеньки, проклявшей царствие, начатое с убийства дитя, – легли на обильно политую кровью почву. Десять лет резни и Смуты даром не прошли. Убитый малыш Ваня оказался последней каплей…
Оставался шанс. Снять проклятие. Заплатить кровавый долг с огромными процентами. Здесь и сейчас.
– Я… сам… готов… – человек говорил медленно, губы дрожали. – Но… всех…
– Петр попытался обойтись одной жертвой, – устало сказал Юровский. – После провала на Пруте, не видя способов закончить войну, выпившую всю кровь из России – он искал выход несколько лет. И в конце концов принял совет Феофана Прокоповича – пожертвовал сыном. Тоже Алексеем… Какое-то время казалось, что помогло… Прошло сто лет – и новый круг. Бонапарт, сожженная Москва…