Тогда думали – куда уж хуже… Но август четырнадцатого доказал – бывает хуже. Четыре года все хуже и хуже… Третий круг проклятия – последний. Если не остановить все сейчас, этой страны не будет. Просто не будет…
Он замолчал. Звякнул горлышком о граненый стакан. Пил спирт медленными глотками, как воду. Огненного вкуса не чувствовал.
Человек смотрел на него – растерянно, без ненависти. У человека имелся выбор – жертва с его стороны должна была стать добровольной. Старый, как мир, выбор. Иисус мог объехать Иерусалим десятой дорогой. Авраам тоже мог отказаться… Все решал не Юровский, у того выбора не было. И не было запутавшегося в кустах агнца…
Давно перевалило за полночь, но город не спал. Вдали звучала канонада. Времени оставалось все меньше.
– Решайте, – сказал Юровский. – Если откажетесь, я выведу – всех. Иначе Белобородое вас в живых не оставит… Отсидитесь в надежном месте, город сдадут через два дня. Не думаю, что Комуч вам обрадуется, но не тронут. Постараются сплавить побыстрее через Владивосток. Посмотрите издалека… чем все кончится…
– А если… Все вернется? Все будет как… как…
– Не знаю, – Юровский не хотел лгать. – Страна уцелеет – но не знаю, какая. А люди… по крайней мере, выживут…
Снова повисло молчание. Пусть, пусть все останется так, билось в голове у Юровского – и будь что будет. И – умру со всеми и как все, без каиновой печати детоубийцы.
Крест Пилата во все времена ничуть не легче…
Человек поднял голову. Юровский взглянул в его глаза и понял все. Выбор сделан. Человек смотрел спокойно и отрешенно, словно уже – оттуда. Юровскому стало пусто и страшно, холодно внутри. Сердце резанула боль – хоть у солдат Инквизиции и не бывает сердца… Губы человека зашевелились. Звуки дошли с опозданием. Сейчас скажет что-нибудь патетическое, подумал Юровский тоскливо, что-нибудь про последнюю свою службу России…
Человек сказал неожиданное:
– А как же вы… потом… с этим?
На лице Юровского впервые мелькнуло нечто, похожее на усмешку.
– Недолго, с таким не заживаются. Разве что… Отдачу может сгладить золото, много золота вокруг… Тогда можно прожить слишком долго… Да откуда оно, золото, при такой-то работе?..
Он булькнул еще спирта, не пил, держал стакан в руке. Сказал:
– Мне достаточно шестерых. На вершины классической гексаграммы. Кто останется?
Спокойствие ушло из взгляда человека. Может быть, этот выбор оказался еще страшнее.
Кто?
О себе человек не думал. Алике? Алике никогда не расстанется с ним и с детьми… Сын? Долгожданный, любимый… Но – как они не обманывали себя, неизлечимо больной. Дочери? Которая?