Потом она все-таки не удержалась от крика. Мужчина никак не мог возбудиться в нужной степени — и повернул ее набок, одним и тем же движением содрал и бюстгальтер, и обрывки блузки, затем грубо вцепился в грудь, стиснул двумя пальцами сосок, с доворотом, очень сильно, очень больно…
Она заорала.
Казалось, истошный вопль вырвется из подъезда, и разнесется над всей улицей, и над всем городом… И помощь придет.
Помощь к ней не пришла. Кое-что пришло к насильнику. Долгожданная эрекция…
Ира не была девственницей и даже не чуралась анального секса — но сейчас показалось, что сзади в нее вошел напильник — жесткий, грубый, вспарывающий плоть… И добела раскаленный. Она закричала снова.
А чуть позже произошло странное… Боль никуда не исчезла, стала сильнее, — но одновременно с ней Ирина начала чувствовать возбуждение. Да что там говорить — просто-напросто удовольствие. Извращенное удовольствие — густо замешанное на боли, страхе, отвращении и ненависти… Она уже не кричала — негромко вскрикивала в такт толчкам мужчины.
Похоже, он понял, что с ней происходит. Прохрипел что-то одобрительное, отпустил ее руку, перевернул на спину, раздвинул коленями ноги… Вошел спереди так же грубо и больно. Огненный ком болезненного наслаждения разрастался внутри Ирины, и готовился взорваться ослепительной вспышкой, но тут…
Но тут насильник издал блаженный стон и прекратил движения. Расслабился, навалился на нее всей тяжестью, потянулся губами к губам…
Она вцепилась в его нос зубами и изо всех сил стиснула челюсти. Струя горячей крови хлынула в рот. Мужчина отдернулся с диким воплем. Отдернулся, оставив в ее зубах кусок своей плоти.
Того, что случилось дальше, Ирина вспомнить не могла… Может быть, он снова бил ее, или катался по полу, обезумев от дикой боли, или милиция в тот момент уже входила в подъезд… Нет, нет, вроде бы милиция приехала позже…
Ира не помнила. Все перекрыло ощущение бесподобного, феерического оргазма.
Потом она как-то оказалась наверху — на третьем этаже? на четвертом? — полуголая, окровавленная, колотила в одну дверь, в другую, оставляя кровавые следы кулаков. Потом оплыла на пол, бессильно прислонилась к косяку, закрыла глаза. Почти всё, кошмар почти закончился, осталось потерпеть совсем немного…
Кошмар не закончился. Кошмар входил в новую стадию. Потому что послышался топот и чей-то голос яростно и ликующе проорал:
— Вот она, сучка!!!
Ирина подняла веки.
Это о ней? О НЕЙ?
Конечно, вид у нее тот еще: почти голая, в крови, в сперме… и в блевотине — в своей, в чужой? — не понять, не вспомнить… Но она ведь ни в чем не виновата! Почему ей надевают наручники?