В подобных случаях сентиментальный любитель животных, наделяющий их человеческим интеллектом, может сколько угодно клясться в том, что птица понимает произносимые ею слова. Конечно, этот взгляд абсолютно неверен. Даже умнейшая из всех «говорящих» птиц, которая, как мы вполне могли убедиться, способна согласовывать свои высказывания с конкретной частной ситуацией, тем не менее, не может практически применять свой дар, сознательно используя его для достижения простейших целей. Профессор Кёлер, который может похвастаться огромнейшими успехами в искусстве дрессировки животных (он, например, сумел научить голубя считать до шести), пытался заставить своего талантливого серого попугая по кличке Гриф произносить слово «пища», когда последний был голоден, и «вода», когда тот испытывал жажду. Эта попытка не имела успеха, не смогли добиться этого и другие исследователи. Подобная неудача уже сама по себе примечательна. Поскольку, как мы уже видели, птицы могут согласовывать произносимые ими звуки с конкретной ситуацией, следовало бы ожидать, что их высказывания будут в первую очередь ассоциироваться с определённой целью. Однако мы с удивлением обнаруживаем, что птицы не способны поступать подобным образом. Это тем более странно, что животное, как правило, приобретает новые формы поведения именно для того, чтобы использовать их в определённых целях. Наиболее курьёзными оказываются те новоприобретённые действия, цель которых — определённым образом воздействовать на человека-хозяина.
Самая нелепая из известных мне привычек такого рода возникла у южноамериканского попугая тирика[50], принадлежавшего профессору Карлу фон Фришу. Этот учёный выпускал своего питомца полетать на свободе только после того, как попугай на глазах у хозяина опорожнял свой кишечник. Таким образом, в последующие десять минут прекрасная мебель учёного была в полной безопасности. Попугай быстро уяснил себе связь между этими двумя фактами. Отныне, если он испытывал страстное желание выбраться из своей тюрьмы, то изо всех сил старался выдавить из себя крошечные порции испражнений и как раз в те моменты, когда профессор фон Фриш проходил мимо клетки. Даже в том случае, если кишечник птицы был совершенно пуст, она все же отчаянно старалась опорожнить его, рискуя повредить свой организм этим неистовым напряжением. Видя такую картину, нельзя было не выпустить бедное создание на свободу!
А вот умный Гриф, гораздо более развитый, чем мелкие попугаи тирика, не способен даже научиться произнести слово «пища», когда он голоден. Весь этот совершенный аппарат птичьей гортани и головного мозга, позволяющий высокоразвитым пернатым имитировать сложные звуки и даже строить смысловые ассоциации, оказывается, не имеет отношения к потребностям наилучшего выживания вида. Мы тщетно будем спрашивать себя, почему это так.