С викингами на Свальбард (Семенова) - страница 15

Хельги плыл, стиснув зубы и стараясь больше грести правой рукой. В глазах то и дело начинало снова темнеть, как будто он действительно собирался утонуть здесь Гиссуру на потеху. Эта мысль подхлестывала остывавшую волю, и смоленый борт медленно приближался. На счастье, как раз был отлив: течение несло Хельги, дружески помогая. Он уже слышал, как журчали и переговаривались возле корабля медленные спокойные волны.

Кудрявый парень внимательно наблюдал за ним с высокого кормового сиденья, гладя пушистого белого кота, пригревшегося на коленях. Когда Хельги подплыл совсем близко, он спустил кота с колен и положил локти на борт. Он сказал, весело щурясь:

– Это корабль Ракни сына Рагнара, морского конунга из Северного Мера, а мы его люди, и никто не станет хвастаться, будто застиг нас врасплох.

Глаза у него оказались голубые, необычно яркие на продубленном лице, которое было много темнее бороды и волос. И смешливые: человек с такими глазами навряд ли отрубит руку, уцепившуюся за борт. По крайней мере, Хельги так показалось.

– Возьми меня на корабль!.. – прохрипел он с отчаянием, чувствуя, что теперь уже точно не продержится долго. И добавил для верности: – Не то я решу, что ты меня испугался!..

Викинг молча перегнулся через борт, и Хельги успел увидеть у него на ладони черные от въевшейся грязи, окостенелые мозоли гребца. Хельги уперся коленками, и викинг извлек его из воды одним могучим рывком, каким, наверное, привык вытаскивать якорь. Перенеся через борт, он поставил Хельги на палубу… и тут же, не дав оглядеться, почти без замаха ударил его по зубам, так, что Хельги растянулся в проходе между скамьями.

– Это, – сказал воин, – чтобы ты не думал, будто Ракни или его хирдманны однажды кого-нибудь пугались.

По правде говоря, удар был нанесен без лишней жестокости и уж наверняка не во всю силу… но на нагретых солнцем палубных досках оказалось так покойно и хорошо, что Хельги совсем расхотелось не то что вставать – даже и открывать зажмуренные глаза… Лежать бы так да лежать. Викинг зря ударил его, достаточно было отпустить руку, и он свалился бы сам.

– Будет тебе, Оттар!.. – долетел другой голос, густой, как смола, и явно привыкший распоряжаться. – Думается, ему и так немало досталось.

Хельги все-таки приподнял слипавшиеся веки. Мокрые ресницы радужно дробили свет, и в этой радуге веселый Оттар стоял, подбоченившись, у себя на корме, а белый кот с рыжим пятном на спинке терся, громко мурлыча, о его сапоги.

Хельги лениво поискал взглядом второго из говоривших, вскоре нашел его и понял, что это был сам вождь. Только слепой и глухой не выделил бы его среди всех – седеющего морехода с лицом почти бурым, как форштевень много плававшего корабля, и глазами неистовой зоркости, от которых не укроется ни риф в штормовом море, ни парус, появившийся из-за мыса… Старым воином его можно было назвать. Стариком назовут еще через двадцать зим, а может быть, и попозже.