Марк прокашлялся. Она оглянулась через плечо и не выразила ни малейшего удивления.
— Ваше высочество, — сказал он по-французски, изогнувшись в смешном поклоне. — Я позволил себе… — Он кашлянул. — В общем, не знаю, помните ли вы меня… Я журналист. Меня зовут…
— Я вас помню.
Она повернулась к нему и прислонилась к парапету, держа руки за спиной.
— Вы обещали нам большую статью в «Фигаро магазин». А мы оказались в «Вуаля», к тому же со списком ежедневных расходов королевской семьи. Статья называлась «Дворцовая жизнь в Камбодже».
Она говорила по-французски превосходно, без малейшего акцента. Марк снова поклонился;
— Не надо на меня сердиться. Я…
— А что, разве похоже, что я на вас сержусь? Зачем вы вернулись? Еще одна статья о моей частной жизни?
Марк не ответил. Ванази была такой же, как в его воспоминаниях. Бесстрастные черты лица. Очень черные, чуть раскосые глаза. Серьезное, отстраненное выражение лица. Но в темных зрачках словно сверкают молнии — огненными всполохами между тучами. Пылкость, проявляющаяся в том, как она вздымает брови.
— Я занимаюсь расследованием по делу Жака Реверди, — сказал он, догадавшись, что следует идти к своей цели напрямик. — Вы свидетельствовали в его пользу на суде.
Она утвердительно кивнула. Ее лицо выражало все меньшее удивление. Марк продолжал:
— Я приехал из Малайзии, где его арестовали за убийство молодой женщины. Его виновность не вызывает ни малейших сомнений. И, как мне кажется, она не вызывала никаких сомнений и здесь, в Камбодже.
Она хранила молчание, рассеянно созерцая сад за спиной Марка. Он попытался ее спровоцировать:
— Если бы его не отпустили в 1997 году, та женщина, в Малайзии, осталась бы в живых.
Наконец она сделала несколько шагов вдоль балкона. Платье полностью закрывало ее ноги. Казалось, она плывет по мраморному полу.
— Вы ведь помните мою историю? Вопрос не предполагал никакого ответа.
— Я все имела и все потеряла… — Она попыталась улыбнуться, ее рука легонько поглаживала балюстраду. — В каком-то смысле это сыграло хорошую роль. Я была принцессой, небесной танцовщицей, божественным созданием. Я знала, что такое королевские празднества, жизнь звезды. Потом я пережила изгнание. Грусть Пекина. Немыслимый режим Северной Кореи, где мой дядюшка снимал кино.
Марк припомнил эту поразительную деталь. Помимо политической власти, у принца Сианука была только одна страсть; кино. Он снимал фильмы, романтические мелодрамы, к участию в которых в приказном порядке привлекал своих министров, генералов, а также послов западных стран, чтобы те играли «иностранцев». Ванази продолжала: