— Не зажигай, — приказал он.
Человек замер. Другой рукой он сжимал оружие. Вокруг них царила полная тишина: остальные узники замолчали. Через несколько секунд надзиратель снял руку с выключателя. Реверди выдохнул:
— Я не должен видеть твое лицо. Ничье лицо. Не сейчас.
— Я позову санитара. Тебе сделают укол.
Реверди вздрогнул. Его тело мгновенно покрылось потом. Он больше не должен спать. Во сне его поджидают «другие», притаившиеся за плетеным ротангом.
— Нет, — тихо выдохнул он. — Не надо. Малаец захихикал. К нему вернулась уверенность. Он направился к настенному телефону.
— Подожди!
Человек повернулся, он разозлился. Его пальцы сомкнулись на рукоятке дубинки. Он больше не допустит, чтобы этот mat salleh докучал ему.
— Посмотри мне в горло, — приказал Реверди. Надзиратель нехотя вернулся к нему. Жак открыл рот и спросил:
—Что оы видишь?
Малаец опасливо наклонился. Жак высунул язык и резко сжал челюсти. Их уголков рта брызнула кровь.
— Бог мой… — пробормотал охранник, бросаясь к телефону.
Прежде чем он снял трубку, Реверди окликнул его:
— Послушай! Если ты позовешь санитара, я перекушу язык еще до его прихода. — Он улыбнулся, на его подбородке собирались горячие пузырьки. — Я скажу, что ты меня избивал, пытал…
Человек стоял неподвижно. Жак воспользовался полученным преимуществом:
— Ты не шелохнешься. Я буду делать вид, что сплю, до самого утра. Все будет хорошо. Только ответь на мои вопросы.
Малаец, казалось, еще поколебался, потом пожал плечами в знак капитуляции. Он взял со столика на колесах рулон туалетной бумаги. Осторожно подошел к Жаку и вытер ему губы. Реверди поблагодарил его кивком головы.
— Я в Ипохе?
Надзиратель кивнул; у него были усики, кожа со следами юношеских угрей. Настоящие рытвины, которые в синеватом ночном свете напоминали лунные кратеры.
— Сколько я здесь?
— Пять дней.
Жак быстро сосчитал в уме.
— Сегодня вторник, среда?
— Среда, двенадцатое февраля. Два часа ночи.
Дни, отделявшие его от прошлой пятницы, совершенно стерлись из его памяти. В каком состоянии он прибыл сюда? Его тело вновь покрылось потом.
— Я был… без сознания?
— Ты бредил.
Пот стал ледяным. От него покалывало грудь, словно через кожу вырывались наружу мелкие частицы взорвавшегося внутри страха.
— Что я говорил?
— Понятия не имею. Ты говорил по-французски.
— Убирайся, — приказал Реверди.
Такой повелительный тон заставил охранника напрячься, он отошел и уселся за свой стол, позвякивая связкой ключей. Реверди расслабился, опустил плечи на кровать.
Прошло довольно много времени, со стороны стола не доносилось ни звука — охранник уснул. Голоса по другую сторону зеленой решетки тоже затихали: все укладывались спать.