Черная линия (Гранже) - страница 233

— Не умеете вы радоваться! Посмотрите на них! — сказала она, в свою очередь беря его за руку. — Они же позеленели от зависти. Вам удалось то, что никому из них и не снилось. Вы сумели превратить свой опыт в этой области в художественное произведение. У вас хватило воображения, чтобы написать роман. Настоящий роман!

У Марка по спине пробежала неприятная дрожь. Он вырвался из рук толстухи и смешался с толпой. Его задевали плечами, локтями, юбками. Он вспомнил таиландские джунгли. Листья бамбука. Золотой мед, тающий на огне, прежде чем нож…

Он поднялся на цыпочки, чтобы увидеть бар.

Стакан, и срочно.

Хадиджа, преодолевая многочисленные препятствия, все еще пыталась пересечь зал.

Она знала многих присутствующих, по крайней мере в лицо. Она узнавала звезд, людей из мира моды, лица, мелькавшие на страницах «Гала» и «Вуаси». Со всех сторон она ловила бесконечные улыбки, действовавшие на нее как разряды статического электричества, и в свою очередь бегло улыбалась всем подряд.

Были тут и интеллектуалы. Философы, социологи, писатели, встретиться с которыми она и не мечтала. Они тоже улыбались ей и тянулись, чтобы чокнуться. Маленький урок: значит, с этими блестящими людьми легче сблизиться, будучи модной манекенщицей, чем дамой-философом. Это подтверждало правильность выбранной тактики. Надо пользоваться своей внешностью как оружием.

Внезапно гигантская тень преградила ей путь, затмив собой все светильники.

— Где ты была? — взревел Венсан. — Я тебя уже десять минут ищу.

В обеих руках он держал по бокалу с искрящимся напитком. Хадиджа прокричала ему в ухо:

— Я любовалась. Здорово, а?

— Гениально. — Он протянул ей один бокал. — Шампанского?

Она никогда не пила. Не из-за своей веры — она не придавала ей слишком большого значения, — а из-за своих родителей, которые значили для нее слишком много. Она помотала головой, потом подумала о Марке.

При мысли, что они снова увидятся, она схватила бокал и опорожнила его залпом.

— Потанцуем?

Третья порция виски.

Со стаканом в руке, прислонившись к колонне, Марк по-прежнему отвечал на улыбки и поздравления кивком головы, но на сердце у него было неспокойно. Хорошо, что музыка не оставляла никакой возможности для разговоров. Он сам удивлялся тому, с какой скоростью его снова охватила тревога. Простой намек на реальные события — суд, Реверди, — и вот он уже дрожит, как эпилептик. Ощущение спокойствия, которое он испытывал последние недели, оказалось лишь тонким слоем лака. Поверхностной пленкой. Жак Реверди так и не покинул его — и никогда не покинет.