Одним из главных в Париже считался комиссариат 14-го округа на проспекте Мен. Хадиджа сразу же вспомнила об этом комиссариате, мимо которого лежал их обратный путь. Она знала это место, потому что, будучи подростком, часто попадала сюда во время «антиарабских» облав субботними вечерами.
Она остановилась прямо перед входом, на другой стороне проспекта, возле ресторана «Ля Маре». Казалось, Марк не может решиться выйти из машины. Она повернулась к нему:
— Или это, или Реверди. Что выбираешь?
Марк посмотрел на часы: их мариновали уже около часа. В помещении было полно людей. Легавые, жалующиеся, правонарушители. Здесь все кипело после арестов, произведенных накануне: нормальный вечер пятницы в районе Монпарнас.
Из камер для задержанных периодически выводили подозреваемых в наручниках и вели через зал в соседние помещения; одни шли понурившись, другие, наоборот, вопили. Были тут и «честные люди», явившиеся искать справедливости, они толпились у стойки приемной, как посетители кафе в ожидании кофе. И легавые — кто в форме, кто в гражданском — пытались успокоить утреннее бурление.
Все это освещалось белесыми неоновыми лампами — от внешнего мира помещение отделяли матовые стекла. Комиссариат жил в своих особых пространстве и времени, словно не подчиняясь циклу смены часов. Скверное затянувшееся пробуждение. Непроходящее похмелье.
Какой-то лейтенант пообещал, что примет их как можно раньше. Марк не нервничал — он не играл роль «главного свидетеля» по «делу чрезвычайной важности». Он чувствовал себя слишком измученным для этого. И вообще, он не испытывал ни раздражения, ни нетерпения. Только опустошение. Действительность он воспринимал одновременно приглушенно и остро, словно через толщу воды. Шумы и запахи комиссариата достигали его через толстые водные стены.
Впрочем, после бурных переживаний прошлой ночи он мало-помалу начинал осознавать истину. Например, он пытался оценить гибельность собственного существования. Жуткая смерть Алена. Мученичество Венсана… Невозвратимые долги, рассчитываться по которым он не готов. Прошлой ночью он играл в героического воина, в самурая, изготовившегося к битве. Но тогда он не брал на себя никаких обязательств, ибо был уверен, что умрет. Но настало утро, а он еще жив. И значит, ему придется платить.
И не кровью, не страданиями. Расплата придет через узенькую дверь. Дверь судейского кабинета. Его раздавит судебная машина. Сперва в стенах префектуры; потом в тюремной камере. И оставался только один вопрос, который еще что-то значил: почему он не обратился в полицию раньше? Мог ли он предотвратить смерть Алена и Венсана?