Марк, еще в пальто, улыбался ей. В левой руке он держал пакет с круассанами. В правой — рыбацкий нож с кривым лезвием.
— Жак Реверди умер. Но его дело живет.
Хадиджа попятилась. Колокола все еще звонили. Солнце, ветер, жизнь — в тысячах километров отсюда, по ту сторону стекла. Марк положил круассаны на комод и сделал шаг вперед. Он смотрел на нее из-под своей отрастающей челки — странно, но она отметила, что у него быстро растут волосы.
— Там, в камере, я думал, что последний этап моей инициации состоит в том, чтобы умереть от руки Реверди. Я ошибался: последний этап, высшее знание состоит в том, чтобы стать Реверди. Продолжить его дело. Я принял эстафету, Хадиджа: это так просто. Жак верил в свою реинкарнацию, и он был прав,
Он сделал еще шаг вперед. Она прижалась к балконной двери. Руками, заведенными за спину, она нащупала ротанговое волокно, выбивавшееся
вдоль петель.
— Это невозможно, — прошептала она. — Нельзя стать убийцей. Он не мог настолько повлиять на тебя…
Новая улыбка Марка:
— Но я и есть убийца. И всегда им был. Хадиджа не хотела больше ничего слышать. Ни одного слова.
— Ритуал Реверди позволил мне понять самого себя, Хадиджа. А моя последняя кома, после той камеры, вернула мне память. Когда я проснулся, ко мне вернулось все. Вся правда, скрывавшаяся за моими прошлыми потерями сознания. Это я убил д'Амико, моего лицейского приятеля. Это я убил
Софи, мою жену.
Она подумала: «Это неправда. Он сумасшедший». Но она видела щели вокруг двери за его спиной: законопачены. Отверстия вентиляционной решетки: закрыты. Щели в паркете: заделаны. Сколько же времени у него на это ушло? Вот как он проводил время, пока она гуляла: он готовил Комнату Чистоты.
Левой рукой Марк выдвинул верхний ящик комода, оттуда он достал маленький сундучок, обитый кожей, и поставил его на пол.
— Все эти годы я думал, что ищу убийцу. А я всего лишь искал зеркало. Отражение, которое вернуло бы мне мою целостность, мою истину.
— Это невозможно, — выдохнула она, сама не веря своим словам.
Встав на одно колено, Марк достал бутылочку с янтарной жидкостью — мед. Длинную кисточку. Маленькую масляную лампу в форме графинчика. Он снова улыбнулся и встал:
— Я нашел все это в антикварной лавке, в центре Катании. Ты тоже туда ходила? Там у них такие прекрасные вещи…
Он отвинтил пробку и вдохнул запах. Уставившись на Хадиджу, он заговорил быстрее:
— Д'Амико был гомосексуалистом. Он неправильно истолковал характер нашей дружбы. И захотел изнасиловать меня в лицейском туалете. Мы подрались. Он поскользнулся и упал. Я схватил его за волосы и разбил ему голову о край унитаза. Потом мне в голову пришла одна идея. Д'Амико был странным типом: он вечно таскал с собой опасную бритву. Я нашел ее и перерезал ему вены. Но кровь не потекла. Я делал ему массаж сердца, чтобы вызвать кровотечение… Я знал, что судебно-медицинский эксперт заметит след удара на затылке, но решит, что события развивались в обратном порядке. Он подумает, что сначала он вскрыл себе вены, потом упал.