– Мной, мин херц! - поведал Меншиков и снова засмеялся. - Ты же сам кричал: руби канат! Перерубить я не смог, но перерезать… И такой прочный попался! Думал, не справлюсь!
– Да ты что!.. - едва не задохнулся Петр. Он успел полностью осознать ситуацию и уже не видел в ней ни малейшего повода для веселья. - В своем уме?
– Ясно, в своем! - жизнерадостно объявил Алексашка, поднимаясь на ноги и выглядывая за борт. - Ничего не видно!
– Из-за тебя, дубина! - Царь схватил приятеля за воротник шубы и принялся его трясти. - Погубить хочешь? Собака!
Петр легко впадал в бешенство. Здесь же он еще сам старательно заводил себя, и бедному Алексашке досталось по полной. Насколько позволяла тесная корзина.
Я же наоборот почти успокоился. Конечно, неприятно лететь почти вслепую неведомо куда. Однако это самолеты падают камнем. Воздушный шар теряет высоту постепенно и опускается более-менее мягко. Главное - не налететь на какое-нибудь дерево. Но это уже судьба…
В общем, шансы у нас были неплохие. И в любом случае паника еще никому никогда не помогала в сложной ситуации. Зато погубила многих даже там, где любой хладнокровный человек обошелся бы без царапин. Только как объяснить это разгневанному перепуганному самодержцу?
– Са-са-са-сам же сказал: по-полетели! - Голова Меншикова моталась из стороны в сторону, зубы клацали, и говорить ему было трудно.
– Сейчас первым полетишь у меня! - похоже, Угроза Петра была нешуточной.
Он подтолкнул Алексашку к краю, и будущий герцог Ижорский опасно перевесился через край.
Пришлось мне сзади вцепиться в самодержца и попытаться оттащить его от намеченной жертвы. Силы! Петра многократно умножались кипевшим в нем бешенством, вдобавок здорово мешала шуба, а скинуть ее не было времени.
Петр пытался одновременно сбросить Меншикова за борт и оттолкнуть меня. Корзина раскачивалась от нашей борьбы. Еще хорошо, что сетка не позволяла ей опрокинуться, разом избавившись от своего содержимого. Иначе лететь бы всем нам…
– Пусти! - Царь извернулся, отцепился от своего ближайшего помощника и друга и попытался ударить меня.
Я машинально отбил его руку в сторону и, парируя возможные повторы, крепко прижал Петра к себе. Так, чтобы он не мог шелохнуться. Но и тут царь упорно пытался вырваться, пыхтя похлеще паровоза, а за его спиной белело лицо несчастного Меншикова.
– Я же объяснял, государь: при потере груза шар немедленно поднимается еще выше, - стараясь быть вразумительным, проговорил я. - Стоит кого-то выбросить, и полет продлится намного больше.
Петр какое-то время еще бился в моих руках, затем обмяк. Из предосторожности я почти не ослаблял хватку. Сверх того, во мне появился страх, что сейчас с Петром случится эпилептический припадок. Сам я до сих пор не видел, но где-то не то слышал, не то читал - первый российский император страдал эпилепсией.