Правила одиночества (Агаев) - страница 109

– Почему ты так решила? – вопросом на вопрос ответил Ислам.

– Ты смеялся во сне.

– Мне снилась мама – она сказала, что не умерла.

– Это здорово, – обрадовалась Воронина, – значит, у тебя будет все хорошо.

– Да, в остальном, прекрасная маркиза, все хорошо. «Скорая» еще не приехала?

– Я же только что ее вызвала!

– Разве я так мало спал?

– Спал? Да ты вообще не спал – закрыл глаза и открыл сразу.

– Он умер, закрыл глаза и тут же открыл, но был уже мертвец и смотрел как мертвец.

– Прекрати глупости говорить.

– Это не глупости, это Николай Васильевич.

– Какой еще Николай Васильевич?

– Гоголь.

– Нельзя что-нибудь более жизнерадостное цитировать?

«Скорая» приехала через два часа. Когда Ислам поинтересовался причиной опоздания, врач даже обиделся:

– Мы вообще могли бы не приехать – у нас вызовов много. Мы разорваться не можем, и бензина у нас нет. На что жалуетесь?

– Доктор, вы не видите, что у человека жар, высокая температура? Сделайте ему укол жаропонижающего, – вмешалась Воронина.

– Увы, женщина, у нас нет жаропонижающего.

– Как это нет, а зачем вы тогда приехали?

– Ну вы же нас вызвали – вот мы и приехали.

– Вы что, издеваетесь? – рассвирепела Воронина.

– Нет.

– Лекарств у вас нет, а что вы сделать-то можете?

– Давление можем померить. Забрать больного в больницу, если хотите.

– В больницу я не поеду, – наотрез отказался Караев.

– Хорошо, – обрадовался врач, – подпишите вот бумагу, что вы отказываетесь от госпитализации.

– Распишись за меня, – попросил Ислам. Воронина со словами: «Какой бардак в стране» – оставила гневный росчерк на протянутой бумаге.

– Обильное питье, – сказал на прощанье врач, – желательно пропотеть как следует, завтра вызовите участкового врача, – и, взглянув на Воронину, добавил: – И полный покой.

После этого бригада удалилась.

Через некоторое время, взглянув на часы, Ислам сказал:

– Тебе пора домой. Елена усмехнулась.

– Что ты смеешься?

– На смертном одре тоже гнать меня будешь?

– Не каркай, – сказал Ислам.

Елена поднялась и вышла из комнаты. Ислам выключил настольную лампу, сразу почувствовав облегчение от темноты. Он закрыл глаза, и мысли его унеслись к родительскому дому, к скамейке во дворе под железным деревом, к матери, вечно живой, сидящей на скамейке, – правда, теперь это была картинка, созданная им самим. Однако вскоре он устал поддерживать эту иллюзию и заснул тяжелым, горячечным сном. Когда он проснулся, то долго не мог понять, что с ним и где он находится. Пересохшее горло и потрескавшиеся губы. Тем не менее, чувствовал он себя довольно сносно. Пижама, в которой он вчера лег, неприятно льнула к телу. Ислам приподнялся, чтобы взглянуть на часы, долго смотрел на фосфоресцирующий циферблат, пока не сообразил, что сейчас половина седьмого, хотя ему казалось, будто на дворе глубокая ночь. Он включил ночник и дотянулся до градусника. Через несколько минут в комнату заглянула Воронина.