– Привет, как ты себя чувствуешь? Молча кивнул.
– Какая у нас температура?
Ни слова не говоря, он смотрел на женщину в дверях, словно не узнавая ее.
– Не смотри так на меня, я боюсь. Это я, Лена.
– Вижу, – сказал наконец Ислам, – ты что же, здесь ночевала? Пользуешься моей слабостью?
– Не волнуйся, целомудрие – это единственное, от чего я бы отказалась в наших отношениях. Однако оно присутствует. Я спала на диване.
Ислам вытянул градусник из подмышки.
– Ну и что там у нас?
– Тридцать пять.
– Не ври, дай мне.
Она взяла из рук Ислама градусник, долго недоуменно разглядывала.
– Странно, действительно тридцать пять, ты сколько держал его?
– Достаточно.
Воронина приложила ладонь ко лбу Ислама.
– Холодный.
– Ты еще нос потрогай, – Ислам отвел ее руку.
– Как это может быть? У тебя ночью было сорок.
– Это все из-за ангины, у меня так бывает. А ты что, домой не собираешься?
– А знаешь, о чем я думала ночью, лежа на твоем диване? – задумчиво произнесла Лена. – Вот ты всегда говоришь мне колкости. И вчера, и сегодня. А я вспоминала наши институтские годы! Как я увидела тебя в первый раз. Ты был такой смешной в своей солдатской форме, это выглядело так нелепо! Люди уже носили американские шмотки, джинсы там, батники. А ты приехал в Москву в военной форме, как фронтовик прямо. Я подумала: вот оригинал.
Как княжна Мэри про Грушницкого, – сказал Ислам. – Сейчас могу тебе признаться, что я ужасно стеснялся своей формы и при первой же возможности сменил ее на штатский костюм. Я купил его в магазине «Одежда» на улице Чернышевского – кажется, его сейчас переименовали. Десять рублей переплатил, из-под полы взял. Помнишь этот костюм, синий в полоску? У меня просто не было другой одежды, когда я демобилизовался, – мать сказала, что у нее есть для меня только сто рублей. То есть поставила меня перед выбором: либо она покупает мне костюм, либо оплачивает мне дорогу до Москвы. Я выбрал дорогу. До сих пор не уверен, что поступил правильно.
– Нет, не помню. Форму помню, а костюм нет. Я никак не могла понять, что означают крестики на твоих петлицах.
– Это были скрещенные пушки, символ артиллерии. В армии мы пели песню: «И девчонке снится черная петлица, пушек перекрестие на ней». Я служил в зенитных войсках – не сразу, сначала была саперная учебка.
– А я могу рассчитывать на кружку кофе? Все-таки всю ночь у постели больного провела.
– Еще скажи – у смертного одра, как ты любишь каркать. И кофе не пьют кружками.
– Растворимый пьют.
– У меня нет растворимого, только в зернах.
– А кофеварка у тебя есть?
– Не знаю, извини, мне надо в ванную, выйди.