– Встретишь Джавдета – не убивай его, он мой. Но Гара не оценил юмора.
– Джавдет кто такой? – спросил он.
– Никто, пошли быстрей, а то опоздаем.
– Не опоздаем, вон они, в чайхане сидят.
Корнев действительно сидел в скверике за столом, в окружении нескольких молодых людей лет двадцати пяти – тридцати, с решительными лицами. Корнев тоже заметил Ислама и с любопытством на него воззрился и, видимо, привлек внимание остальных, так как вся компания вдруг повернула головы и проводила их взглядами.
– Интересно, кто из них Таир, – пробормотал Гара.
– Скоро узнаем, – рассеянно сказал Ислам.
Он думал о том, что поступил опрометчиво, не обеспечив себе надежный тыл в лице хотя бы двоюродных братьев. Он почти не общался со своей родней, и напрасно, поскольку только с материнской стороны у него насчитывалось одиннадцать двоюродных братьев, которых можно было позвать на эту «вечеринку», но это только сейчас пришло ему в голову. С отцовской родней отношений не было никаких, мать они не приняли с самого начала. Последний раз Ислам был в отцовском доме лет десять назад, когда деда разбил паралич. Отца в Ленкорани к тому времени уже не было, он осваивал необъятные просторы Сибири. Дед лежал в кальсонах на открытой веранде, под одеялом; увидев мальчика, он поднялся (несмотря на увещевания родных), обнял Ислама и заплакал. Он был небрит… Утратил дар речи и произносил только нечленораздельные звуки. Через несколько месяцев он умер.
В привокзальном парке одиноко прогуливался Виталик. Он встретил их вопросом:
– Который час?
– Ровно восемь, – ответил Ислам и поинтересовался: – Ты куда-то торопишься?
– Да че-то никого нету, столько ребят должны были прийти, – оправдываясь, заговорил Виталик.
– Старик, брось, – успокоил его Ислам, – не расстраивайся, для Ленкорани это в порядке вещей, они подтянутся, когда уже все закончится.
Но на этот раз Ислам ошибся: по двое, по трое в парк стали стягиваться молодые люди. Некоторые подходили, здоровались, а некоторые салютовали издалека и усаживались на скамейки. Виталик называл их имена, иногда озабоченно говорил: «Это не наши».
– Старик, я смотрю, ты поработал на совесть, – заметил Ислам.
– А ты как думал, – довольно сказал Виталик.
Гара хранил угрюмое молчание.
Таир-тюремщик оказался крупного, несколько рыхлого телосложения, он был на голову выше Ислама и раза в два шире, просто удивительно, как он сумел так раздобреть на казенных харчах. Эта разборка, видимо, обещала стать звездным часом Корнева, ему с трудом удавалось сохранить грозное выражение лица, глаза его лучились счастьем, и, чтобы скрыть это, ему приходилось их суживать, от чего он вдруг становился похож то ли на конопатого чукчу, то ли узбека. Подошли, поздоровались, и началась собственно разборка.