– Хочешь, я тебя обматерю, чтобы ты поверила? – предложил Караев.
– Зачем это? – испугалась девушка.
– Ни зачем, игра слов, мат – мат, шутка.
– Ну и шутки у вас. Только все равно это нечестно.
– А что же здесь нечестного?
– Да вы меня заговорили своими разговорами, и я играла невнимательно. Вы мешали мне думать.
– А ты что, не можешь разговаривать и думать одновременно? – поинтересовался Караев.
– Нет, не могу, это вы у нас Цицерон, – в сердцах сказала Маша.
– Ты что имеешь в виду, мой ораторский дар?
– Нет, то, что вы говорите одно и думаете другое.
– Тогда, наверное, Юлий Цезарь, – предложил Караев, – правда, он еще читал и писал, кроме того, что говорил и думал. Спасибо, конечно, за комплимент, но все-таки мне до него далеко.
– Мне от этого не легче, черт знает что такое, даже настроение испортилось, – расстроилась Маша.
– А ты выпей с горя, сразу легче станет, – сказал Караев.
– А-а, наливайте, – махнула рукой девушка. Караев наполнил рюмки.
– Еще партию? Бог любит троицу.
– А я все равно не отыграюсь: даже если выиграю сейчас – будет два-один.
– Ну, до утра времени много, как знать?
– А мы до утра играть будем? Интересно.
– Это как игра пойдет.
– Да нет, мне пора в общежитие, хотя… Давайте еще одну партию.
– За Кецкоалтля, – сказал Караев, подняв рюмку.
– Господи, а это кто еще?
– Это все там же, в Мексике.
Маша протянула сжатый кулачок Караеву.
– Что?
– Соль, лимон, – приказала девушка.
Когда выпили, Караев попросил:
– Слушай, ты не могла бы говорить мне «ты», а то я себя чувствую как-то неловко.
– Мне неудобно, – призналась Маша, – вы меня старше, наверно, в два раза.
– Это делается просто: пьем на брудершафт и переходим на ты.
– Вы уверены?
– Ты не могла бы не употреблять эти словечки? Они меня нервируют.
– Какие словечки?
– Вы уверены, о нет, даже и не думайте…
– Какой же вы чувствительный! Хорошо, я постараюсь.
– Буду тебе признателен. Ну что, пьем на брудершафт?
– Как, опять пьем?
– С пустыми рюмками брудершафт не получится.
Караев вновь наполнил рюмки, они переплели руки, выпили и повторили обряд слизывания соли и поедания лимонных долек.
– Ну вот, – щурясь, сказал Караев, – теперь можешь говорить мне «ты».
– Кажется, там еще полагается целоваться, – неуверенно произнесла девушка.
– Ну вот, все знаешь, а изображаешь провинциалку.
– Я давеча в кино видела, – смущаясь, сказала девушка, – или вы не хотите, потому что я некрасивая?
– Мария, самоунижение хорошо в разумных пределах, просто, как ты знаешь, я нерусский, откуда мне знать ваших немецких обычаев?
Он медленно наклонился к девушке, осторожно прикоснулся к ее губам и отстранился. После недолгой паузы сказала: