Маклай спросил, можно ли добыть в Бомбасси несколько черепов, но Каин разочаровал своего друга – каннибалы здешних мест обычно варят мозг с черепом, а потом выбрасывают череп в воду.
Туземцы сначала было бросились в бегство при виде белого человека и важно выступающего Каина, но, как всегда, не много надо было для дружбы простых сердец – гвозди, табак, полосы кумача. Гостей стали кормить вареным таро, поданным в больших табирах. «Тамо-рус» захотел выяснить: нет ли здесь обычая держать человеческое мясо в особых табирах. Маклая интересовал вопрос: не превращено ли здесь людоедство в культ? Но хозяева хижины любезно объяснили, что человечина, если она есть, подается в самых обычных посудинах и варится в тех же горшках для таро... Распрощавшись с папуасскими хлебосолами, гости двинулись в обратный путь. Солидный Каин и молодой амбоинец Ян тащили большой лук, резные стрелы и копья. Ими Маклай пополнял коллекцию папуасского оружия.
Погруженный в свои мысли о будущей жизни здесь, Маклай на обратном пути с особенным вниманием рассматривал цветущие плантации папуасов, восхищаясь плодородием новогвинейской почвы.
Едва Маклай поднялся по трапу «Скобелева», как на море надвинулась огромная туча. Сильный ливень пролился на благодатную землю, и до корабля долетело благоуханье вздохнувших лесов. Маклай зашел в каюту к адмиралу. Стали говорить о затянувшейся съемке. Маклай настаивал – надо завершить съемку всего порта, сделать промеры всюду. Копытов говорил, что сделанных съемок хватит, достаточно того, что нашли великолепную якорную стоянку возле Сегу. «Тамо-рус» пожал плечами и ушел в свою брезентовую каюту. Стремительные струи ливня стекали по холщовым стенам. Шум дождя не смолкал до полуночи. Маклай долго сидел, загородив от ветра и влетавших в каюту прохладных капель свечу.
Маклай достал из походного баула свои бумаги и вынул из них длинный листок, исписанный крупным и высоким почерком без нажимов. Это было письмо Льва Толстого. Великий человек лукаво и мудро искушал Маклая. Он, Лев Толстой, прекрасно понял гениальную хитрость простого русского человека. Яснополянский отшельник думал, что Маклай всю научную деятельность на Новой Гвинее избрал лишь предлогом для своего изумительного подвига.
«Мне Ваше дело представляется так: люди жили так долго под обманом насилия, что наивно убедились в том, и насилующие и насилуемые, что это-то уродливое отношение людей, не только между людоедами и нехристианами, но и между христианами, и есть самое нормальное. И вдруг один человек под предлогом научных исследований (пожалуйста, простите меня за откровенное выражение моих убеждений) является один среди самых страшных диких, вооруженный вместо пуль и штыков одним разумом, и доказывает, что все то безобразное насилие, которым живет наш мир, есть только старый, отживший humbuc – вид, от которого давно пора освободиться людям, хотящим жить разумом. Вот это-то меня в Вашей деятельности трогает и восхищает, и поэтому-то я особенно желаю Вас видеть и войти в общение с Вами.