По-лягушачьи выпученные глаза, волосы и борода отслаивались вместе с верхним слоем потемневшей кожи. Голова безжизненно болталась, из тела вытекали остатки жидкости, когда я взяла труп под коленями, а Раффин под мышками. Мы с трудом переложили тело на передвижной стол, в то время как Марино удерживал каталку.
– По идее преимущество этих новых столов должно заключаться в том, чтобы избавить нас от подобного труда, – запыхавшись, сказала я.
Еще не все службы перевозки разобрались в нововведении. Они привозили тела на носилках и перекладывали их на любую подвернувшуюся под руку старую каталку, вместо того чтобы разместить труп на одном из столов для вскрытия, который можно подкатить к мойке. Пока что мои рационализаторские усилия были почти безрезультатными.
– Эй, Чаки-малыш, я слышал, что ты собираешься служить у нас, – заговорил Марино.
– Кто сказал? – Раффин явно испугался и немедленно перешел к обороне.
– Ходят слухи, – ответил Марино.
Раффин промолчал. Он промывал каталку водой. Потом насухо протер ее полотенцем и накрыл чистой простыней, в то время как я фотографировала тело.
– Позволь тебя предупредить, – продолжал Марино, – что это совсем не то, чем кажется.
– Чак, – сказала я, – нам нужны пленки к "Поляроиду".
– Несу.
– Действительность всегда немного другая, – говорил Марино снисходительным тоном. – Ты будешь ездить на дерьмовых автомобилях всю ночь напролет, и скоро тебе это до смерти надоест. На тебя будут плевать, ругаться, недооценивать, а в это время всякие уроды будут строить из себя политиков, целовать зады, сидеть в роскошных кабинетах и играть в гольф с разными шишками.
Сквозило, в кране капала вода. Я зарисовала металлические скобки и лишний бугорок и очень захотела, чтобы прошла депрессия. Несмотря на все мои знания о работе человеческого организма, я не понимала, как печаль может начаться в мозгу и распространиться на тело, как соматическая инфекция, разъедая и воспаляя организм, вызывая оцепенение и, наконец, разрушая карьеру и семью или, в некоторых печальных случаях, физическую личную жизнь.
– Хорошие шмотки, – пробормотал Раффин. – Ар-ма-ни. Никогда не видел такое вблизи.
– Одни его туфли и ремень из крокодиловой кожи стоят порядка тысячи долларов, – заметила я.
– Правда? – удивился Марино. – Наверное, это его и убило. Жена покупает ему подарок на день рождения, он узнает, сколько это стоит, и в результате получает инфаркт. Не возражаешь, если я закурю, док?
– Возражаю. Какая температура была в Антверпене, когда отплыл теплоход? Ты спрашивал Шоу?