– Ты кое о чем забываешь, Марта.
Та взглянула на заголовок статьи и на фотографии убитых женщин. Вторая жертва парижского убийцы.
– На, – сказал Луи, – прочти. Их душили чулком, потом руками, на теле десятки ранений то ли ножницами, то ли отверткой, то ли зубилом, то ли…
– Ты не понял, – сказала Марта, пожимая плечами. – Клеман не делал этих мерзостей. С чего ты взял? Повторяю: я пять лет воспитывала этого мальчишку. Это что-нибудь да значит. Думаешь, он вернулся бы к своей старой Марте, будь он убийцей?
– Не знаю, Марта, можешь ли ты представить, что происходит в голове убийцы?
– А ты можешь?
– Уж получше тебя.
– И Клемана ты тоже знаешь лучше меня?
– Что говорит твой Клеман?
– Что он знал этих женщин, что следил за ними и отнес им цветы в горшках. Это его в газете описывают. Тут сомневаться не приходится.
– Но женщин он, конечно, не трогал?
– Это правда, Людвиг.
– А зачем он следил за ними?
– Он не знает.
– Как так?
– Говорит, что ему поручили эту работу.
– Кто?
– Он не знает.
– Он что, законченный идиот?
Марта умолкла, поджав губы.
– В том-то и беда, Людвиг, – сказала она, волнуясь, – в том-то все и дело. Он не совсем… в общем… не совсем развит.
Марта сделала глоток вина и вздохнула. Луи посмотрел на чай, к которому ни он, ни она не притронулись. Потом неторопливо поднялся и отнес чашки в раковину.
– Если он ничего не сделал, – спросил он, споласкивая чашки, – почему тогда он прячется у тебя под одеялом?
– Потому что Клеман считает себя идиотом и думает, что, как только он выйдет, его сцапает полиция, и тогда ему не выпутаться.
– И ты всему этому веришь?
– Да.
– И отступать не собираешься?
Марта молча затянулась.
– Какого роста твой пацан?
– Среднего. Примерно метр семьдесят пять.
– Широк в плечах?
– Скажешь тоже! – воскликнула Марта, задирая мизинец.
– Жди меня завтра к полудню и смотри не упусти его.
Марта улыбнулась.
– Нет, старушка, – Луи покачал головой, – не обольщайся. Я вовсе не уверен в нем так, как ты, далеко не уверен. Я нахожу это дело сумбурным, драматичным и немного диким. Понятия не имею, что нам делать. Меня сейчас волнуют только обувные коробки и ничто другое, я уже говорил тебе.
– Одно другому не помеха.
– Ты все-таки решила идти домой?
– Ну да.
– Если завтра я найду тебя задушенной и исколотой ножницами, сама будешь виновата?
– Я не боюсь. Он старух не трогает.
– Вот видишь, – пробормотал Луи, – ты и сама в нем не уверена.