– Привет, – с фальшивой радостью пропела я.
– Угу, привет, – мрачно отозвалась Бен. Ее широкое лицо казалось пунцовым на фоне черной водолазки – экзистенциальный вид. – Простите. Эта забегаловка. Дыра. Одни цивилы. Господи.
Бен всегда говорила короткими предложениями – возможно, потому, что ее считают одним из самых многообещающих молодых британских философов. Не знаю, кто – очевидно, другие философы. Сама Бен философствует, только если в жопу пьяна, и то лишь разносит в пух и прах философское сообщество за интеллектуальное скудоумие, ксенофобию и ярый мужской шовинизм. Впрочем, не мне судить – я же ни фига не знаю. Я бухгалтер. Но Бен мне нравилась: она не считала нужным все время лыбиться – какое счастье.
Лонни болтала в полный голос, налегая сначала на «Гиннесс», а потом опять на водку:
– Коспоти, напиток тля селян и переменных. Это не выпивка, а ета, тшорный суп. Я такое ненавишу, я фос-мустшена! Пен, Пен, моя торокая, налей вотки, прошу тепя… – И все это звучно, размахивая жесткими прядями длинных высветленных волос, как плетьми; темные славянские глаза углями тлеют под накладными ресницами. Лонни прислонилась к деревянной стенке кабинки, прижимая худую дрожащую руку к худосочной груди. Лонни не верила в пищу, в этот «неудобоваримый навоз». Думаете, они спелись с Моджо, нашим вечно голодающим трансвеститом? Отнюдь нет. Они считали друг друга слишком понтовыми и скучными. Зато Моджо обожал Бен и часами трепался с ней на какие-то заумные темы, пока Лонни бросала на них мрачные взгляды и что-то бормотала – она утверждала, что это русский, но, по-моему, просто галиматья. Конечно, Лонни – тот еще геморрой, зато она по-своему очень добрая и любящая. Они с Бен встречались уже целую вечность и были самой женатой парой из всех моих знакомых.
Я вздохнула и попросила Бен сесть, я все принесу. Я знала, кто что пьет, поэтому протолкнулась к бару и попыталась привлечь внимание угрюмой ирландки.
Пятнадцать минут спустя, когда я наконец прихлюпа-ла назад, Джейми и Лонни хихикали как идиотки, и Джей-ми шипела: «Не смотри, не смотри, нет, там, там, у музыкального автомата, ой, Лонни-ии…» – И так далее, словно подростки.
Бен вздыхала и крутила серебряное кольцо с надписью «vous et nul autre» [36]на безымянном пальце.
– Там. Блондинчик. Господи. Скукотища. Кажется, симпатичный. Ну, если в твоем вкусе. Нет, не там. Между окном и игровым автоматом. Да. Белая футболка. Джинсы. Классика. Спорим, ботинки «Тимберленд»? О боже.
Я неохотно попыталась разглядеть объект восхищения Джейми. Наконец кто-то отошел, няв первый раз его увидела. Увидела Шона Пауэрса.