На следующий день, под вечер, Мишка вышел из тёмного сарая и отправился к палатке. Двери палатки были откинуты. Мишка доверчиво всунул туда, в палатку, любопытный нос.
На его несчастье, натуралист оказался дома.
Батюшки! Храбрый охотник с испугу не разглядел бантов на шее у Мишки и не сообразил, что дикий олень никогда не подойдёт так близко к человеку, схватил ружьё и выстрелил почти в упор.
Мишка покатился замертво.
Проезжавший мимо лесник услышал выстрел и бросился на помощь. Он увидел, что Мишка бьётся в судорогах, а столичный трус стоит над ним и с растерянным видом разглядывает банты у него на ошейнике.
Лесник помчался к отцу.
– Бегите скорей! Беда! Вашего Мишку убили! – закричал он, влетая во двор.
Отец оторвал повод привязанного к столбу Гнедка, схватил ружьё и, не помня себя от возмущения, бросился к месту происшествия.
Мама испугалась, что он в сердцах наделает беды, и побежала вслед за ним.
Она подоспела как раз к тому времени, когда натуралист уже выслушал от отца самое откровенное мнение о своих умственных способностях и, весь красный от стыда, лепетал какие-то извинения.
– И где только у этих горожан мозги помещаются! Да разве дикий олень когда-нибудь сунет голову прямо в палатку? Эх вы, «натуралисты»!..
По счастью, натуралист был таким замечательным стрелком, что, даже стреляя в упор, не попал Мишке в лоб, а прострелил насквозь рог и отбил отросток, который висел теперь на кусочке кожи.
Отец засучил рукава и принялся за операцию.
Натуралист принёс свою походную аптечку, сам сбегал за водой для Мишки и вообще всячески старался загладить свой поступок.
Мишке отпилили часть рога. Он страшно кричал. Кровь била такой сильной струёй, что забрызгала дерево, растущее в четырёх шагах.
Наконец всё было сделано. Рану залили лекарством. Мишка в полном изнеможении опустил голову и, казалось, потерял сознание.
Всю ночь он пролежал на том же месте под навесом из парусины и жалобно стонал.
На другой день он смог уже встать и с помощью отца добрался до дому.
Рога в том году были у него неровные: один – как следует, а другой – коротенький и простреленный насквозь.
Мы думали, что у него так и будут всегда неодинаковые рога, но ошиблись.
Следующей весной Мишка сбросил изуродованные рога, и у него к июлю выросли новые, прекрасные, тяжёлые и ветвистые.
Мишке шёл уже пятый год.
Этим летом Мишка особенно отличился. Как только в садах, окружавших дачи, созрели фрукты, он по целым неделям стал там пропадать.
Он спускался далеко по дороге к городу и, облюбовав местечко, перепрыгивал через забор, захватывал губами ветку и тряс её. Яблоки градом сыпались на землю.