– Давайте откроем ей дверь, – предложила Соня.
Она побежала открывать и позвала Ишку.
А мы пока придумали шутку: на Милку натянули юбку, передние ноги просунули в рукава кофточки, а голову повязали платком.
– Вот так девочка!
Милка была уморительная – совсем мартышка.
Ишкины копыта застучали по крыльцу. Она ворвалась, оглядела комнату, увидела у меня на коленях наряженную Милку и завопила от ужаса.
«Батюшки! Что с ребёнком сделали!» – так и слышалось в её вопле.
Я опустила Милку на пол. Она, забавно путаясь в юбке, подковыляла к матери. Ишка бросилась тянуть с неё зубами юбку. Вся она дрожала и шумно дышала от волнения: «Ах, ах, ах!..»
Мы помогли ей раздеть Милку, и она увела её из комнаты.
– Скажите мне, что это за животное? Разве она похожа на ишака? – спрашивала мама, постоянно натыкаясь на Милку в комнатах. – Она, наверно, считает себя собакой. Чего она толчётся под ногами?
Неизвестно, чем считала себя Милочка, но большую часть времени она действительно проводила не с животными, а с нами, в комнатах, около дома или в горах. Мы совсем избаловали Милку, так что, когда она подросла и настало время её объезжать, она оказалась капризным, непослушным созданием.
Ума и сообразительности у неё было достаточно. Вся премудрость дрессировки давалась ей легко. Но иногда на неё находил такой «стих», что она совершенно не хотела слушаться.
– Проучи ты её хоть раз, – уговаривала Наташу Юля. – Вот увидишь – ты потом с ней не справишься.
Но у Наташи не хватало характера. И потом, Милка очень хорошо знала, что у её маленькой хозяйки всегда имеется в кармане кусочек сахару или ещё что-нибудь вкусное. Должно быть, поэтому она не принимала всерьёз Наташины угрозы и наказания.
Бегала Милка ещё лучше и быстрее Ишки. Но у неё была тысяча всяких увёрток, и падали мы с неё без конца. Все предпочитали ездить на Ишке: у неё год от году характер становился всё положительное и степеннее. Одна только Наташа охотно ездила на Милке. Она частенько потирала ушибленные бока, но не любила говорить об этом:
– Может, я это нарочно на полном ходу взяла и завернула на землю.
Теперь, с двумя ишаками, мы целые дни путешествовали по горам и лесам. Бывало, спросит кто-нибудь о нас на кордоне – отец выйдет и смотрит на горы в бинокль. Где-нибудь высоко, на гривке горы или по её склонам, карабкаются, как козы, два ишачка и мелькают яркие ситцевые платьица.
– Вон они, бездельницы! Ишь куда забрались! И как только голов себе не посворачивают! Эх, заберу я, кажется, у них этих ишаков…
– Придётся к зиме продать ишаков, – сказал нам как-то отец.