– Скачем домой, живо! – скомандовала Соня. – Может, ещё какого-нибудь зверёнка привезли.
Я взгромоздилась на своего Гнедка. Соня уже спускалась по склону горы осторожными зигзагами. Юля поехала следом за ней, также заворачивая Ишку ударами по щекам каждый раз, когда слишком слезала ей на шею.
Я для скорости стала спускаться прямо вниз и тотчас же, конечно, сползла иноходцу на самые уши. Он нагнул голову и мягко стряхнул меня себе под ноги.
Оправившись от неожиданности, я первым делом оглянулась: заметили ли это сёстры? Соня и Юля были заняты спуском и не обратили на меня никакого внимания. А Наташа возилась с Милкой ещё наверху. Она видела всё и хохотала, глядя на моё смущённое лицо.
Потом она отвязала Милку, уселась, и Милка, не слушаясь её, поскакала прямо вниз догонять Ишку.
Наташа сразу же перестала смеяться. Она пронеслась мимо меня. Руки её отчаянно вцепились в Милкину спину, а сама она изо всех сил старалась не свалиться.
Вот разыгравшаяся Милка перегнала уже Ишку и Гнедка. У самого конца спуска она вдруг круто повернула, опустила голову и брыкнула.
И мы все видели красный фартучек и две босые ноги, беспомощно чиркнувшие воздух.
Наташа покатилась через голову под гору и исчезла в середине высокого куста. А Милка, брыкаясь, полетела без седока дальше, к кордону.
Когда мы подбежали к кустам, Наташа, насупившись, сидела возле большого камня. На запылённом лице её виднелись две светлые полоски от слёз. Они уже высохли, и Наташа думала, что мы их не заметим.
Мы, разумеется, сделали вид, что ровно ничего нам на её лице не было заметно.
– Молодец, Наташа! – сказала Соня. – А я-то думаю – ревёт, поди, вовсю.
– Чёртовы эти ишаки! – мрачно проворчала Наташа. – До чего же с них падаешь!
– А я ведь говорила тебе, что ты распускаешь Милку, – наставительно заметила Юля. – Правда, Ишка тоже непослушная, но всё-таки… А падать с неё тоже очень больно, – добавила она с большой искренностью.
– И что мне, главное, непонятно, – откликнулась я, – ведь падаешь же с лошадей постоянно, и хоть бы что! Хлопнешься и встанешь. А тут…
– Потому что лошадь высокая. Пока с неё летишь, ветер тебя поддерживает, а с ишака падаешь прямо в упор.
– Ну, это что-то не так… Выходит тогда, что с дома падать лучше, чем со стула…
– Не в этом тут вовсе дело, – прервала нас Наташа, с трудом поднимаясь с земли. Мы увидели, что она упала на камень. – Не в этом дело…
Она так и не сказала, в чём же тут дело, и пошла, прихрамывая, домой.
Было ясно, что она хотела сказать:
«Дело в том, что такой уж у Милки скверный, неблагородный характер».