Никто, возможно, за отсутствием свободного времени, не задавался вопросом: а чего, собственно, добивается Прокудин и чему он сопротивляется? Во-первых, это никого не интересовало, во-вторых - было уже ни к чему, поскольку все отлично знали: "сам" Ананий Федорович недоволен Прокудиным и то ли оскорблен им, то ли вот-вот может оказаться оскорбленным. В этих условиях помочь Прокудину - значило бы сделать вызов могущественному начальству.
Попадались люди, и непричастные к затянувшейся интриге против Прокудина, но оттого ему не становилось легче: они с интересом знакомились с его поистине "золотой" анкетой, где значилось, что никто не сидел, не проживал, не придерживался вредных убеждений, а сам обладатель этой анкеты имеет высшее образование, знает иностранные языки, всю жизнь честно трудился, и все же ему отказывали в приеме на работу: на маленькую с такой анкетой зачислить никак невозможно, а на сколько-нибудь значительную после той должности, какую он занимал недавно, можно было оформить только по соответствующему направлению, тому самому направлению, которого Прокудину никто дать не желал.
Рахитов торжествовал, не подозревая, что всей сложности жизни он все-таки не познал и что изничтожая честного человека он тем самым роет себе же глубокую яму - вот уж действительно пути жизни неисповедимы!
Годдарт-Егоров жил то на даче Рахитова, то в его городской квартире, и этим, казалось, и ограничились претензии иностранной разведки к своему новому агенту.
Но не так давно Годдарт удивил Рахитова: попросил рассказать ему о Василии Прокудине. Рахитов хотел было увильнуть от неприятного разговора, но это не удалось - Годдарт смерил его уничтожающим взглядом и приказал приступить к информации. Рахитов подчинился. Сколько лжи и злобы излил он в тот час на Прокудина! Годдарт не перебивал. Потом встал, швырнул окурок и, что-то буркнув на прощанье, ушел спать. И опять все спокойно. Но вот этот призрачный покой полетел в тартарары: только что снизу позвонил "Егоров" и попросил заказать пропуск. Попросил? Как бы не так! Агент Харвуда, по-видимому, умел лишь приказывать своей жертве, а вовсе не просить. Пропуск Рахитов незамедлительно заказал. Неожиданный звонок лже-Егорова поверг его в смятение: почему этот тип снова прется к нему на службу, оформляет свой приход через бюро пропусков? Зачем? Рахитов подозревал в этом какой-то подвох. В самом деле, почему "Егоров" ничего не сказал ему дома? Зачем нужно вести какую-то беседу в служебном кабинете? Очевидно, опять потребуется спецтелефон, и, само собой, сегодня он получит новое задание, а выполнение задания всегда связано с риском быть разоблаченным КГБ... А тогда - смерть. Как ни старался Рахитов взять себя в руки, это плохо удавалось. Физиономия его посерела. Он согнулся как от удара, почувствовал противную дрожь во всем теле, неожиданной силы мучительный страх гнал его из одного угла кабинета в другой.