Местные племена в конце XIII века
Обвинение ордена в том, что он тормозил процесс обращения местного населения в христианство, лежит в основе всех нападок на деятельность тевтонских рыцарей в Ливонии и Пруссии. С одной стороны, подход, бытовавший с XIII века (усилившийся в конце XIX века и широко признанный в конце XX века), гласил, что любое вмешательство в местные обычаи есть западный колониализм и культурный империализм. В то же время приверженцы этой доктрины обвиняют орден и в том, что он не смог принести прибалтам христианство и просвещение, чтобы поднять их до уровня немецкой нации (словно это не было бы значительным вмешательством в жизнь местных племен). Противники ордена считали, что подход «снизу», через местных священников, произвел бы большее впечатление на слушателей. Такие проповедники знали бы в совершенстве местные языки и обладали бы более высокой моралью, чем чужеземцы. Возможно, они и были правы. Беда в том, что у ордена не было выбора. Религиозное образование и назначение священников было обязанностью архиепископа и епископов, а не магистра и чиновников ордена. Если бы монахи-рыцари попытались учить вере кого-либо, любой папа немедленно и жестоко покарал бы их. Более того, любые попытки убедить епископов и их каноников стать братьями ордена вызывали негодующие вопли протеста.
Ясно, что все попытки проповедовать слово Божье среди прибалтийских народов были более чем неудачными. Причины этих неудач были видны даже современникам: церковь не доверяла сыновьям языческих жрецов, которые могли еретически толковать христианскую веру, что грозило душам их паствы, безбрачие не было в обычае, а пример женатых православных священников давал опасное искушение. Более того, так как иноземные прелаты и каноники не говорили на эстонском или латышском, они не могли точно знать, что говорят или делают священники из местных жителей. У Церкви не хватало средств содержать духовенство в отдаленных областях: священники, которых набирали по Германии, вскоре перебирались в города, где могли найти себе занятие или, по меньшей мере, могли общаться на родном языке с кем-то еще, кроме случайного купца, местного землевладельца или военачальника – людей, с кем они имели мало общего. Наконец, все обращенные в христианство местные жители довольно скоро подстраивали под новую веру местные мифы и понимали ее через призму старинных обычаев. У нас не вызывают особых эмоций ирландские фэйри и хорватские вилии, но средневековая церковь воспринимала их всерьез. Не менее серьезно сопротивлялась она включению языческих верований прибалтов – в первую очередь связанных с похоронами и поминовениями усопших – в повседневные службы и сезонные празднества.