Искушение фараона (Гейдж) - страница 156

Она быстро поцеловала его, обдав ароматом незнакомых духов.

– Я никогда ничего от тебя не скрываю, – сказала она. – Милый Гори! А как тебе нравится его матушка? Отец, похоже, очень увлечен ею.

Гори сел прямо и обхватил колени руками. Мышцы начинали ныть после длительного напряжения, и он машинально принялся массировать икры.

– Я и забыл, что ты была вместе с ним, когда он впервые ее увидел, – пробормотал он. – Она прекрасна, конечно, но есть в этом что-то…

Шеритра пристально посмотрела на брата.

– Так, значит, и на тебя она произвела впечатление? – спросила девушка. – Мне она нравится, потому что относится ко мне как к равной, а не как к какой-то застенчивой дурочке. Но на твоем месте или на месте отца… – Она замолчала.

– Что ты хотела сказать?

Она из тех редких женщин, что способны довести мужчину до безумия, но есть в ней и что-то еще, какая-то тайна. На вашем с отцом месте я бы не теряла бдительности. – Она говорила просто и серьезно. Гори пристально посмотрел на сестру. «Не знаю, как обстоят дела у отца, – грустно размышлял он, – но меня предостерегать уже слишком поздно. Я хочу быть с ней, смотреть на нее». Он поднялся.

– Думаю, мне бы надо привести себя в порядок, прежде чем выйти к обеду, – сказал он. – Не обращай внимания на всякие замечания по поводу твоей внешности, которые неизбежно услышишь нынче вечером. Веди себя так, словно такой наряд – вещь вполне обычная. Мама выскажет одобрение, которое может показаться тебе оскорбительным. Отец тоже обратит внимание на перемены в твоем наряде, но предпочтет промолчать. Если, конечно, ты не хочешь сама рассказать им обоим о твоих новых чувствах. Но я полагаю, с этим лучше немного повременить. Увидимся за обедом. – И он, выйдя из теплой, уютной комнаты, направился в свои покои. Теперь к усталости и больным ногам добавилось еще и неизвестно откуда возникшее чувство подавленности.

В ту ночь он лежал в своей спальне, подложив под голову специальную подставку, чтобы дать отдых натруженной спине, и в задумчивости смотрел на мигающий свет ночника, отбрасывающего бегущие тени на выкрашенный синей краской и усеянный золотистыми звездами потолок. Мыслями он вновь возвратился во вчерашний день – в часы, проведенные наедине с Табубой. Он воскрешал в памяти ее загорелое тело, ее таинственные улыбки, и неожиданно охватившее его неизведанное прежде душевное и физическое беспокойство не давало Гори заснуть. «В Табубе нет и тени кокетства и жеманства, – тревожно размышлял Гори, – и все же в каждом ее слове, в каждом жесте проступает неотразимая чувственность».