Пора приступать. Повернувшись на восток, Хаэмуас начал обряд отождествления с богами.
– Я – Величайший, – произносил он нараспев. – Я – семя, рожденное богом. Я – великий чародей, сын великого чародея. У меня много имен и много воплощений, и каждому богу присуща моя ипостась… – так он продолжал свои таинственные, плавно-напевные заклинания, понимая, что сумел привлечь к себе внимание богов. Они теперь внимательно, с любопытством взирают на него, но стоит ему ошибиться в одном лишь слове, в одной интонации, как они презрительно отвернут от него свои взоры и его власти над ними придет конец.
Хаэмуас давно решил, что не станет обращаться к Тоту. Тот оставил его своей милостью. Бог не дал ему ни малейшей возможности искупить совершенный грех. Нет, к исполнению своей воли он намеревался склонить Сета. Сета, что никогда не вызывал его искреннего интереса, оставаясь в его сознании лишь напоминанием о диких, необузданных днях египетской древности с их кровавыми жертвами, которых отдавали на растерзание жрецам Сета, дабы человеческая кровь напитала землю и наделила ее плодородием. Его полудикарская отчужденность, его независимость и непредсказуемость всегда вызывали у Хаэмуаса содрогание. Он вполне понимал, что, обращаясь теперь к Сету, он тем самым на веки вечные отдает себя самого в его власть, до конца дней своих принимает на себя долг верности божеству, к которому всегда относился с легким презрением, видя в нем воплощение разрушительного начала, хаоса, и ему придется впредь приносить Сету жертвы и служить ему верой и правдой. Но из всех богов один лишь Сет без колебаний согласится исполнить требование Хаэмуаса – полное физическое и духовное уничтожение его заклятых врагов.
Тем временем божественное отождествление завершилось. Он стоял как равный среди богов. Можно продолжать. Вдохнув побольше воздуха, он громко начал:
– К тебе я взываю, Сет неистовый, Сет властелин бурь! Услышь меня, ибо мне ведомо твое тайное имя!
Он замолчал, почувствовав, что в комнате внезапно сделалось очень тихо. Пламя лампы ровным столбиком поднималось строго вверх, и обычные дуновения воздуха, что вызывают его легкие колебания, вдруг стихли. По лицу Хаэмуаса катились капли пота, пот холодными струями стекал по спине. Бог обратил к нему свой слух, и Хаэмуас приступил к оградительному заклинанию, которым не смел пренебречь ни один чародей, собираясь склонить божество к исполнению своей воли.
– С тобой говорю не я, – произносил Хаэмуас, – не мои уста извергают эти слова, но волшебная сила, что явилась сюда, дабы наказать троих злодеев.