Солнце село. В мягком бархатистом небе уже проступили первые звезды; смех и болтовня среди его свиты зазвучали громче и уверенней, люди как будто приободрились при ярком свете факелов. Хаэмуасу внезапно захотелось остаться одному. Подав знак Ибу, он подошел к своему шатру. У входа уже повесили масляную лампу, ее неровное мерцающее пламя озаряло окрестность мягко-желтым светом. Хаэмуас ощутил запах благовоний. Иб сделал шаг вперед и поклонился.
– Скажи Гори, пусть облачается, – сказал Хаэмуас, – и мне тоже принеси жреческий наряд. Вели прислужникам залить масло в курильницы. Над подношениями отправлено благословение?
– Да, – ответил Иб, – царевич Гори уже прочел молитвы. Не прикажет ли царевич совершить еще одно омовение, прежде чем облачиться в жреческий наряд?
Хаэмуас, охваченный внезапной усталостью, покачал головой:
– Нет. Пошли ко мне прислужника, и я совершу ритуальное очищение. Этого достаточно.
Он молча ждал. Появился Каса, почтительно держа на вытянутых руках жреческое одеяние, украшенное черными и желтыми полосами. Он стоял молча, опустив глаза, пока прислужник подносил царевичу серебряный кувшин с притираниями и помогал ему раздеться. Хаэмуас торжественно приступил к ритуальному омовению, негромко произнося молитвы, мальчик тоже играл свою роль, подавая необходимые реплики, а под куполом шатра уже клубился сладковато-едкий дымок от ладана.
Наконец Хаэмуас был готов. Прислужник поклонился, подхватил кувшин и вышел; Хаэмуас протянул вперед руки, чтобы Каса надел на него через голову длинное облачение. После чего оба они вышли из шатра. Там их уже поджидал Гори, исполняющий роль жреца Птаха. В руке он держал длинную курильницу, над которой плыли серые завитки дыма, а на золотых блюдах уже были разложены ритуальные подношения для ка усопшего царевича, которую они потревожили своими раскопками.
Небольшая процессия, соблюдая торжественность церемонии, неспешно двинулась туда, где был вход в пещеру, теперь уже неразличимый в темноте. Рабы заняли свои места. Хаэмуас выступил вперед, взял курильницу из рук сына и начал читать молитвы, в которых говорилось о том, что усопший должен оставаться на своем месте, а его душа – ка – пусть снизойдет к тем, кто осмелился сегодня нарушить покой этого священного места. Уже совсем стемнело. Хаэмуас смотрел на свои длинные, унизанные мерцавшими в неровном свете факелов кольцами пальцы, на то, как они двигались, вторя древним словам молитвы, почтительной просьбы о примирении. Этот обряд он проводил уже добрую сотню раз, и никогда еще усопшие не проявляли недовольства его поступками. Хаэмуас был уверен, что аккуратность, какую он тщательно соблюдал при раскопках, а также ритуальные приношения – пища для ка – снискали благословение как ему, так и его близким, доброе расположение со стороны давно усопших и позабытых царственных правителей.