Для охраны городских памятников Хаэмуас стал нанимать на службу мощных хурритов. Если нарушителя хватали на месте преступления, в наказание его несильно били, против чего отец Хаэмуаса, высокородный Рамзес, совсем не возражал. «Возможно, дело в том, что ему безразличны древние памятники, – размышлял Хаэмуас во время пути. Пальмы стали редеть, и вот уже над головой вновь показалось черное ночное небо. – Больше всего его занимают собственные монументы, которые останутся потомкам, а также захват, если на то есть хоть малейшая возможность, более древних памятников, которые тоже должны служить прославлению его персоны.
Милый отец, – думал Хаэмуас, усмехаясь про себя. – Безжалостный, надменный и вероломный, и все же при случае умеющий блеснуть царской щедростью и благородством. Со мной ты всегда был более чем щедр. Интересно, сколько же жалоб поступает тебе в мой адрес от чужаков – разрушителей наших святынь? Три четверти населения Мемфиса составляют чужестранцы, они преклоняются перед нашим умением вести хозяйство и перед нашей строгой иерархией. И за что только ты их так сильно любишь?» Хаэмуас почувствовал, что носильщики шли теперь по какой-то твердой поверхности, и ночная тьма чуть поредела в ярком свете городских огней. Они миновали тихий район Анк, где теснились бесчисленные храмы и где царили сейчас полная тишина и мрак, лишь время от времени прорезаемый одинокой вспышкой факела, которым раб освещал дорогу жрецу, спешащему на ночное богослужение. За высокими, едва различимыми в сумраке пилонами и стройными колоннами начинался район Птаха, в центре которого возвышался храм могущественного бога, а далее простирался район великого фараона, ограниченный двумя каналами, ведущими к Нилу. Дворец фараона то пребывал в полном забвении, то перестраивался многими поколениями правителей – так повелось с незапамятных времен. Вот и сейчас Рамзес многое изменил здесь, добавив пышности и богатства. В непосредственной близости от дворца, от царских кладовых и мастерских теснились убогие хижины самых последних бедняков.
Цитадель Белой стены простиралась теперь справа от Хаэмуаса: краем глаза он заметил ее высокий, серый в ночной мгле силуэт, а носильщики уже миновали это место и входили в район к северу от стены, где располагались имения Хаэмуаса и многих других знатных господ. Это был целый город, защищенный от шума и вони южной стороны, где обитали чужеземцы – ханаанеи, хурриты, кефты, хетты и прочие берберские племена. Они поклонялись Ваалу и Астарте, шумно и грубо вели свои дела с египтянами.