Эдмунд также отправил Анне в подарок деньги, «все, что смог выделить», как он написал, хотя и не уточнил, из чего именно. Это было очень похоже на него, принимая во внимание противоречивость его позиции и вообще образа мыслей: не пожелать увидеть свою дочь, но написать ей, не дать за ней никакого приданого, но прислать в подарок золото… В иные времена он, по всей вероятности, одобрил бы эту партию. Сэм был старшим сыном, а имение в Кокетдейле, хотя и небольшое и, подобно Лисьему Холму, состоящие в основном из неплодородной гористой земли, должно было полностью отойти к нему по смерти его отца. Более того – поскольку они поженились без его разрешения, Эдмунд не был обязан давать приданое, соразмерное прежнему положению Анны в обществе, отчего эта партия становилась еще выгоднее. Однако обычный порядок вещей был нарушен, и его одобрение носило двусмысленный характер.
Анну потрясла перемена, произошедшая в Гетте, и теперь она с запозданием размышляла, не было ли у нее какой-либо тайны, которую ей, Анне, следовало бы разузнать. Гетта восхищалась ребенком Анны и, заглядывая в глаза сестре с безмолвным пониманием, целовала малыша с симпатией и смущением.
– Гетта, поедем с нами:., поедем в Нортумберленд, – воскликнула Анна, подчиняясь внезапному порыву. – Ты была бы там счастлива, ведь правда, Сэм?
Но Гетта, слегка улыбнувшись, покачала головой.
– Я не могу. Отец никогда мне не позволит. А кроме того… – тут она замолчала. Кроме того, имела она в виду, ей следовало оставаться там, где ее смог бы снова найти Карл… если он еще жив. – Кроме того, я и так счастлива.
И Анна поняла: не то, совсем не то собиралась сказать Гетта, и сказанное было неправдой. Спустя некоторое время они отправились в свое долгое путешествие на север. Оглянувшись назад с гребня холма, Анна увидела мать и сестру. Они стояли рядышком, все еще наблюдая за ними, и на таком расстоянии казались похожими, хотя их и разделяли двадцать лет.
Путешествие домой оказалось трудным, порой опасным и продолжительным, поскольку Сэм не мог долго ехать верхом без отдыха и скакать быстрее легкого шага. Но даже при такой скорости при любом легком толчке или рывке его лицо белело от боли. Анна с беспокойством смотрела на мужа.
– Нам следовало бы подождать, пока твоя нога заживет, – говорила она не раз и не два, но Сэм в ответ только качал головой.
Ему очень хотелось поскорее оказаться дома, да и не было надежного места, где они могли бы задержаться.
Ехали они налегке, стараясь не привлекать внимания, в сопровождении лишь служанки Анны и слуги Сэма. На них была прочная одежда без всяких украшений, простенькие плащи, а вся их поклажа умещалась в седельных мешках. Да у супругов и в самом деле было мало имущества, поскольку Анна сбежала из дома в чем была, а Сэм потерял все свои вещи после сражения на Марстонской пустоши. Самую большую драгоценность Анна везла под своим плащом – она держала младенца так, как это иногда делают сельские женщины, с помощью перевязи из плотной материи, пропущенной вокруг спины и через плечо. Ребенка, к ужасу своей служанки, Анна кормила сама. Криспиан был очень чутким: он реагировал на голос своей матери, редко плакал, а физическая близость, которую совсем немногие из благородных дам делят со своими детьми, сделала ее любовь к нему куда глубже, чем Анна могла ожидать.