– Богдан, Богдан! – ужасается мама. – Грязными руками!..
– Вот и все, – резюмировал капитан наиболее остросюжетную часть своего повествования и включил передачу, тронулся и стал дорассказывать уже в пути. – Достал переноску, залез под машину: шланги тормозные так чистенько подрезаны. И ведь знали же, с-суки, что я не один!
– Откуда знали? – спросила Алина.
– Они ж не во Львове это сделали: я б тогда и до дачи не доехал, – уже там, на месте.
– Здравствуйте-пожалуйте! – возмутилась Алина. – Такое безлюдье! Неужели не мог опросить-выяснить, кто тут ошивался?
– Во-первых, кого же опросить, у кого выяснить, когда сама вот говоришь: безлюдье…
– А во-вторых?
– А во-вторых, может я и без выяснений знал.
– Знал?!
– Все! – резко сказал капитан – Вопрос снят, тема закрыта! Как меня убивали, я рассказал. А кто убивал – это другой вопрос, обсуждению не подлежащий.
Алина уже в курсе была, что, если он так говорит, лучше всего к нему не приставать, но очередная смутная догадка мелькнула в ее голове.
Летом Алина, когда бывала дома одна, любила ходить в чем родила мама, сейчас же это имело добавочный смысл: приняв душ, благоухая шампунем, она, словно богатая покупательница в роскошном каком-нибудь магазине, капризно-внимательно окидывала взором разложенные вокруг наряды и украшения. Действительно ведь проблема: в каком виде показаться впервые родителям жениха, людям непростым, отставным артистам, некогда знаменитым во Львове. Проблема, впрочем, легкая, приятная, а по Алине не всякий миг можно было это сказать: тень какая-то покрывала вдруг ее лицо, задумчивость нападала, оцепенение, которое некоторого усилия стоило сбросить…
Такую вот как раз, оцепенелую, прижавшую перед зеркалом к телу платье, но отражения не видящую, и застал ее поворот дверного ключа. Некому было быть, кроме Мазепы, о котором она как раз и думала, и Алина спросила, не сдвинувшись с места:
– А ты знаешь? Я не верю тебе, что ты простил им эту историю с тормозами.
Капитан появился в дверях с огромным букетом, с тортовой коробкою, перевязанной лентой.
– Мне даже кажется, что ты… уже успел с ними рассчитаться. Иначе бы ты не был… таким.
– Каким? – поинтересовался капитан, подойдя к так и не обернувшейся ему навстречу невесте и нежно, легко провел пальцем по покрытой пушком позвоночной ее ложбинке – сладкая судорога передернула Алину.
– Влюбленным и беззаботным, – ответила она и отбросила платье. – Не трогай меня, Мазепа, не трогай. Поздно уже! – заметила, надевая халат. И продолжила: – И не только что не повел бы меня к маме – сам постеснялся бы на глаза ей показываться.