Было темно и холодно. Водяные брызги обдавали лицо, промокли спина и ноги. Но
Баранов не чувствовал стужи...
Наутро Лука много раз терял сознание под тонкими, хлесткими шпицрутенами,
вырезанными из китового уса. Он опоздал прийти с отрядом на два часа. Баранов сам руководил
экзекуцией и даже не пошел проверять доставленные 0Кейлем бочонки. А позже решительно
заявил Павлу, чтобы собирался на «Ростиславе» в Калифорнию. Может быть, посчастливится
дойти.
Отдашь испанцам бобров, привезешь продовольствие, сказал он, глядя на
оплывающий воск огарка.Через месяц начнем дохнуть.
Павел ничего не ответил, свернул чертежи и вышел. У него весь день держался в ушах
крик Луки, маячила перед глазами огромная Серафима, сидевшая у окна казармы с зажатым
в зубах углом подушки.
Придерживая уползавшую тетрадь из толстой шершавой бумаги, часто останавливаясь
бортовая качка усилилась,Павел медленно писал в корабельном журнале: «Ветер
брамсельный. Облачно, с выпадением снега. Паруса имели гафель, фок стаксель и кливер.
Воды в боте 7 дюймов. Рапортовано о команде благополучно...»
Весь день дул попутный норд-вест. «Ростислав» шел с зарифленным гротом, судно
больше не прижимало к берегу. Очертания земли смутно темнели на горизонте. Рано утром
покинули Ситху. Пять тысяч бобровых шкур, бочонки с пресной водой, несколько оставшихся
мешков сухарей были уложены в трюм. Ночью шел снег, на белой береговой полосе чернели
фигуры провожающих. Баранов сошел с корабля последним.
С богом, Паша,сказал он неторопливо, под суровым, насупленным взглядом скрывая
нежность.Поспешай. Коли ветер будет, за месяц доплывешь. Разговоры поведи с монахами.
Тамошние миссии большую власть имеют. Сам вицерой испанский хлеб у них торгует.
Всевозможную бережливость в делах соблюдай, однако не скупись. Русские не сквалыжничают,
и благоприятное понятие о нас поперед всего.
Он еще раз проверил шкоты и фалы, осмотрел четыре небольшие пушки, установленные
на палубе, крюйт-камерутесный дубовый закуток в дальнем уголке трюма.
На берегу толпились почти все обитатели крепости. Люди знали о якутатском бедствии,
знали о рискованном походе «Ростислава». Плавание зимой на одномачтовом судне было
тяжелым и опасным. Даже Лука выбрался из казармы. Тщедушный и тощий, он через два
дня после порки уже поднялся и развлекал промышленных враньем о своих приключениях.
Помог ему и ром, присланный Барановым через Нанкока. Лука и князек напились, а потом
хвастались друг перед другом, пока не заснули возле пустой баклажки.
Гедеон стоял в стороне, на обледенелом голыше камне. Мятая скуфья монаха покрылась
изморозью, серебристая парчовая дорожка непривычно белела поверх темной рясы. Он
отслужил молебен и, не снимая епитрахили, пришел из недостроенной церкви прямо на
берег. Стояла на пристани и Серафима. Укрывшись медвежьей шкурой, в длинном холщовом
сарафане, высокая, сильная, она глядела поверх голов провожающих на белые гребни волн.
В черных, широко открытых глазах затаилась тоска...