Шторм налетел ночью. Огромные вали с грохотом неслись в темноте, рушились водяные
стремнины. Выл и свистел ветер. Вода заливала палубу, с неистовой силой швыряла суденышко
вниз, вскидывала, снова влекла. Метались обрывки снастей, клочья истерзанных парусов.
Паруса не удалось зарифить, буря сорвала их вместе с реей.
Павел привязал себя к румпелю. Двоих матросов унес ураган, а может быть, придавило
обломками. Павел ничего не знал. Не выпуская румпеля, впившись в него окостеневшими
пальцами, по пояс в воде, держался он на небольшом помосте. Компасный фонарь еще
мигал, впереди мерцала мокрая мачта, билась белесая пена. Дальше ничего не было видно.
Шхуна давно потерялась в гудевшей темени. Буря прервала побоище, и оба корабля
боролись теперь со стихией. После схватки с корсаром бот был полуразрушен, гибель
последнего паруса, почти половины команды довершила его судьбу. Остались Павел,
Лещинский, умиравший боцман и трое матросов в кубрике, тупо и равнодушно ждавших
конца.
Павел нечеловечески устал. Если бы не веревка, державшая его у рулевого управления,
его снесло бы в пучину. Иной раз, когда «Ростислав» долго не мог подняться, юноше хотелось
развязать узлы троса, перестать сопротивляться. И только остатки сознания, мысль о людях,
лежавших внизу, под палубой, время от времени заставляли его судорожно цепляться за
румпель.
Вот так же, когда ему было двенадцать лет, трепала их буря у Алеутских гряд. Баранов
привязал его вместе с собой у руля, команда, промышленные держались за мачты каюта
и трюмы были затоплены. Двое суток носились они по морю, потом Тайфун швырнул судно
на камни. Корабль бился о рифы, раздвигалась и сжималась треснувшая палуба, в щелях
давило людей. Баранов приказал срубить мачты, строить плот, но плот разметало по заливу,
люди погибли. Дочку штурмана, ровесницу Павла, бросил бурун на утес с такой силой, что
у нее от удара оторвало обе ноги. Когда буря утихла и Баранов с Павлом выбрались на берег,
мальчик долго и зло кидал в море камни, словно хотел ему отомстить. Затем обратился к
правителю.
Крестный,заявил он с хмурой решимостью,вырастужелезный корабль куплю.
Все каменья изломаю.
Павел не выпускал руля. Иной раз волна накрывала судно и казалось, что «Ростислав»
больше не поднимется. Вода неслась стремительным потоком, заливала румпель. На какую-
то долю минуты человеческая воля гасла, ослабевали мышцы, Павел переставал ощущать
действительность. Представление о реальном поддерживали только хилый, вздрагивающий
огонек компаса и улетающий звон корабельного колокола. Вскоре фонарь потух, умолк и
сорванный колокол. А потом сквозь грохот сшибавшихся волн проник и не уходил мерный,
однотонный гул.