Лютует,говорила она бурундучку, сидевшему на краю нар. Полосатый зверек
спрыгивал на пол, прятался. Никак не мог привыкнуть к человечьему голосу.
Девушка снова принималась шить, неторопливо и тщательно выводя стежки. В хижине
было тепло и сухо, от порывов ветра негромко бренчал над очагом котел. Кулик ушел в
Чилькут за порохом. Там был пост Гудзонбайской компании. Он понес с полдесятка бобровых
шкур. Два рога пороху, кусок свинца обычная покупка. На этот раз охотник захватил
лишние шкурки. Несколько аршин бумажной ткани подарок дочке. Когда-то он знал, чем
можно порадовать женщину.
Старик ушел, чуть приметно ухмыляясь, потом вздохнул. Совсем взрослая стала. И такая
же тихая, как мать...
О новом русском селении Кулик ничего не знал. Первую крепость сожгли, и он думал,
что на берегу не осталось ничего. Он ничего не знал ни о компании, ни о государственном
заселении. Он. слышал только о Баранове и считал его купцом, пробравшимся на вольную
землю, чтобы набить свой карман. От таких он ушел из России и совсем не винил индейцев.
Правда, когда услышал, что все население крепости вырезано, угрюмо отстранился и больше
не пошел к Котлеану вождю Волчьего рода.
Ночью ветер вдруг переменился, порывы стихли, ровный и теплый, подул он с юга.
Девушка проснулась от шума дождя. Струйки воды просочились в дымовое отверстие,
дробились на нарах, несколько капель упало на изголовье. Наташа вскочила, прислушалась.
Не зажигая огня, прошлепала босыми ногами к двери, распахнула ее.
Промокшая, озябшая стояла на пороге. Было темно и сыро и особенно радостно. Чудились
запахи прели, прошлогодних трав, шелест крупных капель дождя на жухлых гниющих листьях,
на кусочках коры, на хвойных тяжелых ветках. Закрыв дверь, она долго не могла уснуть. Шла
весна, теплые, влажные дни, лесной гул и бормотание ключей, крики орлят на голых
вершинах скал.
Однако утром по-прежнему держался мороз, мокрые ветви обледенели, на подоконнике
наросли сосульки. Зато было тихо, светло. Временами сквозь высокие уплывающие облака
синело чистое небо. Наташа покормила бурундучка, надела легкую парку, новые мокасины,
вышла из хижины. Весна отступила, но была уже не за горами. Звенели пичуги, весело
хрустел под ногами лед.
Побродив по лесу, девушка направилась к морю. Не была там с начала шторма. Океан
был светел и пуст. Серо-зеленые волны еще бороздили равнину, но буря уже давно утихла.
Тучи поднялись выше, на горизонте синела полоса открытого неба. Снова метались и кричали
чайки.
Неторопливо ступая по мерзлому ломкому мху, девушка пошла к своему любимому
месту на обрывистой скале. Оттуда хорошо видны бухта, неумолчные буруны, выгнутый
песчаный берег, далекие лесистые острова. Но поднявшись на первый уступ, она остановилась.
Внизу, почти возле самого утеса, на острых береговых камнях, вдававшихся в море, лежало
разбитое судно. Раскачивались оборванные снасти, висел на них обломок реи, треснуло и
плотно засело на рифах выпяченное, облепленное ракушками брюхо корабля. Рядом бился
о камни и вновь отплывал изуродованный человеческий труп.