Говорил правитель еще долго, обрисовал положение дел, почти ничего не утаил. Он
хотел откровенно сказать о трудностях, он думал собрать мужественных, сильных людей. Но
здесь он их не видел. И потому в словах правителя сквозила горечь... После всего Баранов
приказал объявить порядок устройства и заселения новых мест.
Чтобы не думали иностранцы, что всюду так же гнусно живут русские, как в Охотске,
закончил правитель, вставая. Казалось, он сделал все, чтобы не набрать этих тощих,
оборванных людей.
Потом передал приказчику для контракта лист плотной синей бумаги с большим
радужным знаком компании в углу и не торопясь покинул заведение. Лучше пусть поедет
двадцать достойных, чем двести тунеядцев и бродяг... Все равно с провиантом по-прежнему
худо, до осени придется голодать. Компания снова не выслала припасов, ни одного судна
больше не появилось на рейде...
Баранов ушел, и вместе с ним исчезла из кабака и тишина. Люди вдруг почувствовали,
что с ними обошлись сурово, совсем не так, как они ждали и слышали от других. Вместо
буйной гулянки, уговоров, посулов, хмельного веселья, от которого останется потом одна
только горечь, дней, когда можно покичиться, подорожить своей шкурой, а потом пропить
наперед весь годовой полупай и в придачу последний зипун,вместо этих давно
пересмакованных заповедей охотской вольницы, им показали, что старые времена ушли.
Многие забеспокоились, поняли, что они брошены, что фортуна судьба для них
одинакова и у берегов холодного моря, и в курной избе новгородских болот. Понуро, опустив
шапки, стояли они у стен. Их толкали, порываясь вслед Баранову, более молодые, задористые.
Иные громко ругались, поминая Христа, компанию, Санкт-Петербург... Мужик наконец
потащил кружки обратно, трактирщик задул свечу. Стало темно и шумно, потух перед
иконой каганец.
Даже приказчик растерялся. И хотя Баранов приказал выставить два ведра водки и
браги, он теперь не знал кому. В тесноте ему придавили больную ногу, он жался к стойке,
непрестанно вытирая отекшее, в крупных оспинах лицо. Переданный правителем устав для
контрактуемых свалился на пол, его затоптали.
Тогда выступил вперед купец в синем кафтане. Партовщик одной из мелких компаний,
уцелевших еще на дальних островках Алеутской гряды, он был послан в Охотск для вербовки
людей, но тягаться с российско-американским соперником ему оказалось не под силу. До
прихода судна из Ново Архангельска с ним никто не начинал разговора, после прибытия
корабля над ним смеялись. Никита Козел ждал правителя, готовился поклониться в ноги.
Однако все повернулось иначе.