"Но моя мать выбрала другую стезю. Хищницы. Безжалостной убийцы".
И как ни пыталась Маура отстраниться, как ни старалась забыть Амальтею, всякий раз, смотрясь в зеркало, она видела глаза своей матери, ее рот, ее подбородок. Из зеркала на нее глядело чудовище.
– Ее делу я собираюсь посвятить целую главу своей следующей книги, – заявила О'Доннелл. – Если у вас будет желание как-нибудь посидеть и поговорить со мной, это существенно дополнило бы ее историю.
– Мне тут совершенно нечего добавить.
О'Доннелл только улыбнулась – она явно ожидала такого ответа.
– Спросить никогда не вредно, – сказала она и посмотрела на Сансоне. Посмотрела долгим взглядом, как будто хотела еще что-то сказать, но в присутствии Мауры не могла. – Доброй ночи, Энтони.
– Может, распорядиться, чтобы Джереми проводил тебя до дома, для верности?
– Не стоит. – Она одарила его лучезарной улыбкой, показавшейся Мауре откровенно кокетливой. – Я уж как-нибудь сама о себе позабочусь.
– Обстоятельства изменились, Джойс.
– Боишься?
– Не бояться в нашем положении было бы полным безрассудством.
Она обмотала шею шарфом – этот жест был нарочито театральным, словно О'Доннелл хотела показать, что такая ерунда, как страх, не способна остановить ее.
– Завтра позвоню.
Сансоне открыл дверь, впустив в дом стылый воздух с облаком снежинок, усеявших старинный ковер яркими блестками.
– Будь осторожна, – бросил он на прощание, стоя в дверях и глядя, как О'Доннелл направляется к своей машине.
Он закрыл дверь лишь после того, как она отъехала. И снова обратил взгляд на Мауру.
– Стало быть, вы с вашими друзьями ставите себя на сторону ангелов, – сказала Маура.
– Так и есть.
– А она на чьей стороне?
– Знаю, она не дружит с защитниками закона и порядка. Но у нее такая работа как у свидетеля защиты – выступать против стороны обвинения. Только я знаком с Джойс уже три года. И точно знаю, на чьей она стороне.
– Вы в этом совершенно уверены?
Маура взяла пальто, которое повесила ранее на спинку канапе. Но он даже не попытался помочь ей одеться – вероятно, почувствовал, что, в отличие от О'Доннелл, ей вряд ли бы это понравилось. Застегивая пуговицы, она, как ей показалось, ощущала на себе взгляд двух пар глаз. С портрета за нею наблюдал и Антонино Сансоне, пронзая ее взором сквозь пелену четырех столетий, – она не удержалась и еще раз посмотрела на портрет. На изображение человека, чьи деяния даже спустя века ввергали в дрожь его прямого потомка и тезку.
– Вы говорили, что смотрели злу прямо в глаза? – уточнила она, оборачиваясь к хозяину дома.
– Мы оба это пережили.